– Мое детство прошло в страхе. В страхе того, что с мамой может что-то случиться, что она не выдержит эмоциональную боль, причиненную разводом с отцом, и убьет себя. Я не ложилась спать до тех пор (иногда до раннего утра), пока мама после попойки с соседом не приходила спать, и я не была уверена в том, что с ней все в порядке. Я была несчастным, перепуганным ребенком, который отчаянно боялся потерять еще одного взрослого, потому что отец уже ушёл. Мне нужно было быть хорошей, заботиться о том, чтобы мама не испытывала боль, иначе могло произойти нечто ужасное, я могла потерять её совсем.
Так я стала взрослой – мамой, заботящейся о своем ребенке, который в силу ужасного недоразумения застрял в теле зрелой женщины.
Я боялась, что мама не сможет выдержать дополнительных переживаний и боли, и потому отказалась от своих потребностей – от права злиться, переживать, скорбить по уходу отца из семьи, испытывать негативные эмоции. Я отказалась от самой себя, потому что быть собой было слишком опасно, хотеть плакать – опасно. Кричать, бить, а потом обессиленно падать на пол и плакать было опасно. Хотеть, чтобы меня обняли, приласкали, сказали, что все будет хорошо – все это слишком опасно.
Маме было не по силам удовлетворить мои потребности, и потребности стали моим врагом, потому что только из-за них я страдала, чувствовала себя ненужной, находящейся в опасности, грустной, напуганной. Если мне ничего от мамы не нужно – мне не больно. Если я ничего не хочу и не жду от других – мне не больно. Ни разочарования, ни злости, ни ожиданий, ни надежд – ничего.
Внезапно злость и обида захлестнули меня, кровь начала закипать, виски – пульсировать, челюсти свело болезненной судорогой. Моя мать была просто слабачкой! Меня бесит эта слабость, я ненавижу её выбор – пить и делать все возможное, чтобы самой не было больно, в то время как мне, одиннадцатилетней девчонке, не оставалось ничего иного, как вырезать из себя огромный кусок личности, чтобы вообще выжить в том кошмаре, где я застряла, не имея возможности проснуться.