Читаем Девочка Хозяина Порока полностью

Сцепляю зубы и, наверное, у меня краснеют щеки от той вспышки злости, которая рождается в груди и вылетает шипением:

– Пошел ты!

Шиплю на грани слышимости и резко разворачиваюсь, чтобы уйти, инстинктивно сжимая пальцами черный прямоугольник с порочным наименованием клуба, но стальная, обжигающая до кости хватка на руке возвращает меня обратно и заставляет практически упасть в крепкие мужские объятия.

Кириан не говорит мне ни слова, но взгляд такой…

Если бы была мужчиной, он бы меня придушил, сломал и раскрошил бы здесь всю…

Сглатываю, когда осознаю, что свободной рукой упираюсь в гранитовую грудь с бьющимся в ровном ритме сильным сердцем.

Не знаю, чего ожидать. Паникую. Лицо Кириана в миллиметре от моего, и я ловлю его ментоловое дыхание, которое щекочет мое обоняние.

Жду всего, что угодно и все равно оказываюсь не готова к тому, что делает этот невозможный мужчина…

Улыбается вдруг кривовато и бровь вскидывает. Рассматривает меня. Нет. Не просто смотрит. Он меня этим взглядом совращает и заставляет чувствовать, что я в его руках, уязвима и открыта.

Этот мужчина решает, что со мной делать. Могу предположить, что может спокойно вынести вердикт. Только я все же не чувствую в нем угрозы. Женским чутьем понимаю, что он готов завалить меня прямо здесь и отыметь.

Есть в нем эта ярость, жгучая, опьяняющая похоть, которая выбрала целью язвительную официантку.

– Красивая, у тебя излишне длинный язык и чересчур очаровательный чувственный рот. Не советую показывать клыки и дерзить, девочка. За каждую букву в подобном предложении я заставлю ответить.

Говорит спокойно. Это даже не угроза, а данность. Догма, в которую меня посвящают.

И почему-то я вспышками диких картинок в голове уже вижу, как именно он призовет к ответу. Этот восточный мужчина будет брать жестко, заставит встать на колени или же расплющит под своим огромным телом.

И будет причинять боль. Секс – это только боль, не столько физическая, сколь душевная. Что-то внутри подкатывает комом горечи и тошноты. Перед глазами темнеет и я бросаюсь с головой в омут, чеканя свой ответ:

– Могу повторить каждую букву в этом предложении снова! – отвечаю на инстинктах. Есть у меня чертова особенность: упереться рогом и гнать на полную, не сбавляя скорости на поворотах.

В черных глазах вспыхивает пламя.

– Неправильный ответ, красивая.

Почти неуловимым, стремительным движением срывает с волос резинку, рассыпая пряди по моим плечам. Заставляет застыть и потеряться от его действий.

Кириан ласкает взглядом мое лицо, а затем проводит по длинному локону, цепляет, наматывает на палец и меня буквально уносит, когда он склоняет голову, принюхиваясь к шелковистой каштановой пряди.

Что-то внутри взвивается от порочности и интимности этого жеста.

– Вкусная девочка… совсем нераскрытая…

От него дух захватывает. Таких мужчин не бывает. Он заставляет забыться и хотеть все то безумство, которое творит.

Черт возьми, я теряюсь в собственных чувствах и не могу понять, чего хочу сейчас больше: ударить его так, чтобы рука горела от боли, или же… или же… потянуться к этому надменному рту и поцеловать, впиваясь зубами до крови среди зрителей, которые будто вымерли и не рискуют помешать хищнику забавляться с очередной жертвой.

Эта мысль отрезвляет. Я всего лишь марионетка в руках опытного кукловода, который доказывает, что моя воля – ничто. Все будет так, как он скажет и захочет.

– Отпусти меня, – шепчу практически в его губы и не понимаю той магии, которая происходит.

Я подпадаю под страшную энергетику этого мужчины.

– Свободна, – отвечает спокойно. Теряет интерес, а меня обдает ледяной водой. Урок. Мне всего лишь преподали урок и указали на место.

Злюсь. Сильно. Все вспыхивает от несправедливости и от того странного, непонятного отклика, который зарождается внутри в ответ на самую настоящую грубость и дикость Кириана.

Отскакиваю от стола, отшатываюсь и ухожу, на мгновение выхватываю взглядом веселого бариста Сэма, который старательно отворачивается. Прохожу мимо Софи. Девчонка буквально сравнялась по цвету кожи со свеклой.

Тянет расхохотаться. Кажется, она просто исходит желчью и завистью, мечтая, видно, чтобы ее схватили с подобным пренебрежением и наплевательским отношением на все понятия этики и морали.

В горле першит. Меня обида душит и слезы скапливаются внутри. Прохожу вдоль столов, больше не отрываю взгляда от пола. Мне нужно на воздух. Нужно дышать. Я задыхаюсь.

Прохожу на кухню, где ребята в специальных халатах и шапочках, перекрикивая друг друга, работают, споро исполняя заказы клиентов.

Толкаю железную дверь и оказываюсь во внутреннем дворе. Выхожу прямо в дождь. Под струи. Сразу промокаю насквозь.

Бесцельно бреду по подворотне рядом с мусорными баками, плачу от понимания, что все у меня хуже некуда.

– Чудовище… какое же чудовище… Ему никто бы слово поперек не сказал, если бы он меня на том столе на виду у всех решил отыметь!

Сажусь на бордюр и опускаю голову, мокрые пряди липнут к лицу, а холодные капли заползают под ворот, неприятно холодят шею.

Дождь. В нем так легко прятать слезы…

Перейти на страницу:

Похожие книги

Раковый корпус
Раковый корпус

В третьем томе 30-томного Собрания сочинений печатается повесть «Раковый корпус». Сосланный «навечно» в казахский аул после отбытия 8-летнего заключения, больной раком Солженицын получает разрешение пройти курс лечения в онкологическом диспансере Ташкента. Там, летом 1954 года, и задумана повесть. Замысел лежал без движения почти 10 лет. Начав писать в 1963 году, автор вплотную работал над повестью с осени 1965 до осени 1967 года. Попытки «Нового мира» Твардовского напечатать «Раковый корпус» были твердо пресечены властями, но текст распространился в Самиздате и в 1968 году был опубликован по-русски за границей. Переведен практически на все европейские языки и на ряд азиатских. На родине впервые напечатан в 1990.В основе повести – личный опыт и наблюдения автора. Больные «ракового корпуса» – люди со всех концов огромной страны, изо всех социальных слоев. Читатель становится свидетелем борения с болезнью, попыток осмысления жизни и смерти; с волнением следит за робкой сменой общественной обстановки после смерти Сталина, когда страна будто начала обретать сознание после страшной болезни. В героях повести, населяющих одну больничную палату, воплощены боль и надежды России.

Александр Исаевич Солженицын

Проза / Классическая проза / Классическая проза ХX века