— Я в состоянии продолжить обучение он-лайн, Ричард мне говорил, что я переведена на дистанционное обучение, и мое присутствие в Университете не обязательно, — тут же ответила я, пытаясь отвоевать границы свои свободы и не желая уходить на больничный. Учеба отвлекла бы меня от кошмара происходящего.
— Нет, — спокойно ответил Сандерс, выслушав меня до конца. — Доступ к интернету и средствам связи у вас будет ограничен.
— Почему? — я старалась быть спокойной и не истерить по поводу того, что меня в очередной раз пытаются отрезать от внешнего мира.
— Потому что это может поставить под угрозу вашу личную безопасность. Вам придется потерпеть и пожить в изоляции до тех пор, пока я со своим людьми не решу проблемы.
— В изоляции — это в этой комнате? — спросила я, все меньше доверяя Сандерсу.
— На базе, — поправил меня мужчина.
Я кивнула, немного успокаиваясь, значит по территории мне разрешено гулять — и на том спасибо.
— Подругам вы скажете, что у вас проблемы со здоровьем, началась депрессия после того, как вы потеряли ребенка, и Ричард вас отправляет на месяц в частную клинику в Швейцарию поправить нервы и пройти курс лечения термальными источниками.
Что ж, об этой версии мне говорил и сам Ричард, но вновь вспомнив слова Сандерса "вам придется пожить в изоляции", насторожилась.
Даже если я в разговоре с Джулией как-нибудь скрыто передам ей, что я в беде, во-первых, люди здесь работали неглупые, все с военным прошлым, и расшифровать послание студентки им будет несложно. А во-вторых, таким образом я очень сильно подставлю подругу. Нет, рисковать Джули и Эмми я не буду — ввязалась в проблемы, потрудись сама их и решать, Харт.
— Но ведь подруги будут звонить, захотят поинтересоваться, как я себя чувствую, и, учитывая, что доступа к средствам связи у меня не будет, как они ко мне дозвонятся? — резонно отметила я.
— Связь будет односторонней: ваш телефон включён, находится под контролем "24/7", активирован автоответчик, любой, кто захочет с вами связаться, может оставить вам голосовое сообщение, я немедленно об этом узнаю, и вы им перезвоните в моем присутствии. В разговоре с подругами не забудьте упоминать разницу во времени в девять часов, а также желание побыть одной и разобраться в себе, ведь у вас депрессия.
Я понимала, что если я соглашусь на эти условия, план может сработать. Подруги ничего не заподозрят, я могу всегда сказаться уставшей или принимавшей процедуры, и девятичасовая разница во времени тоже играла на руку. Моему отцу они ничего не скажут, зная его проблемы с сердцем. Если я сама этого захочу — меня никто не хватится. Другое дело, хочу ли я выполнять эти правила? Доверяю ли я Сандерсу? Я подняла глаза и внимательно посмотрела на него:
— А если я откажусь пойти на ваши условия?
— Мне понятно ваше недовольство, — кивнул Сандерс, — вы отрезаны от мира, ограничены в информации и точных ответов вам не дают. Но в мои обязанности входит обеспечение вашей безопасности, и больше мне нечего вам сказать. Если вы откажетесь от сотрудничества, мне придется запереть вас в этой комнате и лишить любого контакта с внешним миром до того момента, пока угроза не будет устранена. Я найду другой способ успокоить ваших близких, не поднимая ажиотажа вокруг вашего исчезновения, — спокойно, но уверенно ответил Сандерс.
Я опустила глаза и была вынуждена принять ту простую истину, что возможности этого человека безграничны, и он сделает все так, как считал нужным, независимо от того, пойду я на сотрудничество или нет, и мое согласие для него не обязательно. По лицу Сандерса я видела, что он не блефовал, — если я не представляла, как он собирался успокоить моих близких, то это не значило, что он не сможет этого сделать.
Все, что он говорил, было логичным и походило на правду. Тон его был спокойным, без угроз и нажима.
Я перевела взгляд на Эльзу — все это время она сидела рядом и спокойно смотрела на меня. Слова Сандерса ее не встревожили. Она явно была в курсе происходящего, и условия, которые были мне поставлены, ее не удивили. Ее поведение мне было понятно — Эльза сделает все, чтобы оградить меня от опасности, она считала базу надежным укрытием и сама сказала, что не выпустит меня отсюда, потому что это представляло угрозу для меня. Она не пыталась меня убеждать, не говорила высокопарных фраз о любви и помощи Ричарду, она все также продолжала молча смотреть на меня, предоставляя сделать выбор мне самой, без ее вмешательства.
Внезапно в коридоре послышались чьи-то голоса и топот, который быстро стих, и я, вскинув взгляд на Сандерса, прямо спросила:
— Чей стон я слышала в коридоре этой ночью?
— Одного из раненых бойцов, — ответил он, не отводя от меня взгляда. — Его уже увезли с базы.
Это походило на правду, но как я могла это проверить? Я опустила глаза, пытаясь определить для себя в очередной раз истину и прокручивая в голове услышанный в машине разговор.