Девочка, которая любила Ницше, или как философствовать вагиной

Нравится. Люблю молоденькое с кислинкой. Пилотаж!

И шо, братан, про зайцев рОманы чирикаешь? Хочешь прикол, сегодня услышал? Мусора на зоне скрестили псарню с кроликами. Теперь собаки не только отмороженных ловят, но и опускают, ха-ха-ха…

Мне — здесь, заявляет Барбудос, у светофорчика.

Не советую, качаю головой. На эту ночь — мы все — один хор Пятницкого.

Хряк толкает задремавшего Л.

Не спи! Замерзнешь!

И когда это кончится, бормочет зевая Л. Тоже домой хочу.

25. Путешествие слона в жопу таракана

— Банк закрыт, — корчит козью морду охранник. — Приходите утром.

Трясу связкой ключей:

— Сейф там, понимаешь? Компрандеву, хомбре? Сейф с баблом! С моим. Личным!

Ватага выползла из машины и наблюдает.

— Целку и то легче ломать, — говорит Хряк.

Та еще компания. Барбудос впал в самую черную меланхолию. Л. пристроился около Польки и что-то шепчет на ушко. У Лярвы — линька. Но Хряк крепко держит ее за лодыжку.

— Господа, я последний раз повторяю — банк закрыт и не обслуживает клиентов. Если вы сейчас же отсюда не уйдете, то я буду вынужден… — подмусорок кашляет, хватается за грудки, падает подкошенным на мраморное подворье.

— Полный uyebon, — заявляет Полька. — Кто положил? Папик, bun chut, твое гнилье?

— Закрой хлебало, животное, — Хряк пинает неподвижного охранника. — Я тут ни при чем.

— Отряд не заметил потери бойца, — замечает Л.

— Сердце, — предполагает Барбудос.

— Что делать будем? — встревает Лярва. Лежать на спине с задранной ногой ей уже надоедает.

Ночь стрекочет. Колоссальная, отвратная личинка ворочается в плотном комке выжранной плоти и готова выдавиться наружу в потоке гноя и крови.

Хряк отпускает Таньку, поднимается по ступенькам, дергает дверь. Та распахивается. Изнутри новоявленного храма Золотому тельцу веет теплом и баблом. Немерянным. Хряк принюхивается, шевелит пятачком.

— Сигнализация должна сработать, — поет Барбудос.

— Счас, сработает, — ворчит Хряк. — Нам ихнего вообще ничего не надо. Эй, дуй сюда…

Дую. Беспредел хоть и укладывается в некие лингвистические правила, но логике обыденности соответствовать отказывается. Тихо. Темно. Светятся огоньки камер слежения. Болтаю ключами. Позваниваю со значительностью хозяйки. Ведь это МОЙ банк! Рекламный слоган. Слова. А за слова отвечать надо, Blyahyer-nahyer. Очко играет. Пеппи хочется пи-пи.

— И куда? — урчит Хряк.

— Туда… — двигаемся поперек реальности. Не пропадем. Сегодня для давалки отдыхон, работаем не нижними губками.

Хряк возбуждается:

— Давай по быстрому… Наклонись… Да держись ты… Еб…

Хватаюсь. Знакомая решетка. А вот и ключик. Вставляю. Вставляют. Поворачиваю. Вгоняют. Открываю. Кончают. Ни удовольствия, ни чали. Так, стряхнул каплю, боров.

— Huj ли нам, кабанам, nayebyemsya и лежим…

Вытирает потное лицо. Смотрится в блестящие ящички.

— Где бабло?

Открываю, вытягиваю чемоданчик.

— Что за эклер? — Хряк пытается перехватить ручную кладь. — Ты его гирями набила, манда?

— Золотом, мудила.

Водружаю на стол, открываю крышку.

— Ап! — Хряк смотрит как на украинца. — Ну, ты, мать, даешь…

— Даю, — соглашаюсь. — Но не всякому. И не всегда. Предлагаю сделку.

Хряк облизывается.

— Польку. В полное и безраздельное пользование, — объявляю.

— За pizdyushku?! Ohuyela?

— Люблю узеньких…

Хряк начинает икать. Первый раз наблюдаю свинячий смех.

— Узеньких… хрю-ю-ю… ви-и-и-и… Может она и была узенькой… хрю-ю-ю… но теперь разработана по полной… ви-и-и-и… Или ты думала я с ней все еще в куклы играю?! Лохматый сейф сделан вчистую… Хотя, какой он там — лохматый… сейф… так, гладкая заначка…

Остолбенение. Точно нежданный сюрприз. Стимул без отработанной и привычной реакции. Что ожидать от десятилетней кисы за рулем в полном неглиже под шиншиллой?! Что ожидать от довольного хряка, отвалившегося от кормушки отрубей? Ночь… Вечная ночь… Полюс тьмы человеческой, где магнитные стрелки, указующие направления добра и зла бессильно вертятся в клубке хомомагнитных аномалий…

Созерцательность — спасение в апокалипсисе человечности. Но созерцательность выживает только там, где есть страх. Неагрессивное познание человеческой природы необходимо должно сопровождаться непрерывным воспроизводством страха, ужаса, трепета, жути. Стоит пересилить себя, припасть к дурно пахнущему, но столь живительному источнику, и достигните таких вершин прозрения, что не сможете найти в себе силы вернуться…

…Коберн на столе, среди рассыпанных монет, в расплывчатом блеске, под аккомпанемент тяжело дышащей туши.

— Вставляй… вставляй… — хрипит боров. Алчность. Поршень продолжает свой привычный путь. Нащупываю монету, крепче обхватываю ногами, шарю рукой. Вот. Золото в копилку. Хихикаю. Большая, жирная, потеющая копилка. Никогда еще не оттягивалась с копилкой. Сначала пальчик, затем монетка. Тугрик. Хряк вздрагивает, натягивает глубже, ожидаю взрыва, но он терпит. Основной инстинкт алчности. Нащупываю вторую монетку…