Девочка, которая пила лунный свет

– Так-так-так, – произнесла Пожирательница Печали. – Ба, да это малышка Сян! Подумать только, сколько прошло времени. Я гляжу, годы тебя не пощадили. Так ты по достоинству оценила мою маленькую ферму для выращивания печали? Отрадно слышать. В печали сокрыто столько силы. Жаль, твой драгоценный Зосимос никогда этого не понимал. Вот глупец. Глупость-то его, беднягу, и сгубила. И тебя сгубит, Сян. И очень скоро. Раз уж ты не захотела умереть сама много лет назад.

Вокруг пришелицы вихрем кружилась магия, но даже со своего места Луна видела, что в центре вихря царит пустота. Пожирательница была так же обессилена, как Сян. Ей негде было подкормиться печалью и восстановить силы.

Отпустив бабушкину руку, Луна шагнула вперед. Окутывавшие пришелицу пряди магии развернулись и, трепеща, поплыли к Луне, к ее толстому магическому кокону. Пришелица ничего не заметила.

– Зачем же ты, глупый мальчишка, устроил столько шума из-за какого-то младенца? – спросила пришелица.

Антейн попытался встать, но безумица положила руку ему на плечо и заставила сесть.

– Она хочет напитаться твоей печалью, – тихо произнесла безумица и закрыла глаза. – Гони печаль. Вместо того чтобы грустить, надейся. Не переставай надеяться.

Луна сделала еще шаг вперед. Еще толика магии высокой пришелицы покинула хозяйку и перетекла к девочке.

– Какая любопытная, – заметила Пожирательница Печали. – Знавала я когда-то одну такую любопытную девчонку. Давным-давно. Вопросы, вопросы без конца… Когда ее проглотил вулкан, я даже не пожалела.

– А он не проглотил, – хрипло выдохнула Сян.

– Да какая теперь разница, – фыркнула пришелица. – Ты на себя-то погляди. Старая развалина! Что ты такого совершила? Ровным счетом ничего! А про тебя рассказывают такие вещи! У тебя волосы дыбом встали бы, – она прищурилась, – если бы могли.

Безумица отодвинулась от Антейна и стала перемещаться поближе к Луне. Двигалась она неуверенно, медленно, словно во сне.

– Сестра Игнация! – сказал Антейн. – Как вы могли! Ведь в Протекторате вас считают гласом разума и оплотом учености! – Голос его упал. – Моего ребенка должны забрать старейшины. Моего сына. Моего и Этины – а ведь она была для вас как дочь! Если она лишится ребенка, то умрет.

Сестра Игнация раздувала ноздри. Лицо ее потемнело.

– Не смей произносить при мне это имя. После всего, что я для нее сделала!

– Какой-то уголок ее души остался человеческим, – прошептала безумица на ухо Луне и положила девочке руку на плечо. Луна заставила себя врасти ногами в землю. Иначе она могла бы взлететь. – Я слышала об этом в Башне. Она ходит во сне и горюет о какой-то утрате. Она плачет, рыдает, рычит. Проснувшись, она об этом не помнит. Эта часть ее души огорожена высокими стенами.

Ну, об этом-то Луна знала не понаслышке. Она собралась и проникла в воспоминания, надежно скрытые в душе Пожирательницы Печали.

Припадая на одну ногу, Сян шагнула вперед.

– А ведь все эти дети так и не погибли, – сказала она, и большой ее рот искривился в шальной ухмылке.

Пришелица отмахнулась.

– Не говори глупостей. Можно подумать, у них был выбор. Они умирали либо от голода, либо от жажды. Рано или поздно их съедали хищники. Как я и хотела.

Сян сделала еще шаг вперед и вгляделась в глаза высокой женщины, словно в длинный темный коридор в толще камня. Прищурилась.

– А вот и нет. Ты покрыла город туманом печали, но и тебя этот туман тоже ослепил. Мне было трудно заглянуть внутрь, но тебе не удавалось выглянуть наружу. Все эти годы я являлась прямо к тебе под дверь, а ты и не знала. Смешно, правда?

– Чушь, – бросила пришелица с низким горловым рычанием. – Чушь, ерунда. Если бы ты была рядом, я бы узнала.

– Нет, милая моя, ничего ты не узнала. И ты знать не знала, что случалось с детьми. Я каждый год приходила в вашу обитель печали, на самый краешек. Каждый год забирала ребенка и уносила на другой край леса, в Вольные города, и там находила ему любящих родителей. Кровные родители младенца горевали без нужды, и мне за это стыдно. А ты кормилась этой печалью. Но печали Антейна или Этины тебе не видать. Их ребенок останется жить с родителями, и будет расти, и вырастет отличным мальчишкой. Пока ты бегала по лесу, туман печали растаял. Жители Протектората познали свободу.

Сестра Игнация побледнела.

– Ты лжешь, – сказала она, но запнулась, почувствовав неладное. – Что со мной? – задыхаясь, выдавила она.

Луна сузила глаза. У пришелицы почти не оставалось магии – так, жалкие обрывки. Луна вгляделась глубже. И там, на месте сердца (если бы у Пожирательницы Печали могло быть сердце) таился крохотный шарик, твердый, блестящий, холодный. Это была жемчужина. Год за годом Пожирательница Печали окружала свое сердце высокими стенами, и сердце отвердевало, сияло холодным блеском и лишалось способности чувствовать. Вместе с ним Пожирательница огораживала и все прочее – воспоминания, надежду, любовь, бремя человеческих чувств. Луна сосредоточилась, и взгляд ее ринулся вперед, пронзая жемчужный блеск.

Пожирательница Печали обхватила голову.

– Кто-то тянет из меня магию. Это ты, старуха?