Девочка, которая пила лунный свет

– Нет, – ответила Сян. – Один раз, давным-давно, уже останавливали, но это было ошибкой. Один хороший человек впустую отдал тогда свою жизнь. И один хороший дракон тоже. Вулкан должен извергаться, мир – меняться. Таков уж порядок вещей. В наших силах – защищать и оберегать. Я одна с этим не справлюсь – уже не справлюсь, – и, подозреваю, что и ты тоже. Но вместе… – Она посмотрела на мать Луны. – Вместе мы, пожалуй, справимся.

– Я не знаю, что делать, бабушка, – призналась Луна, изо всех сил стараясь не плакать. Слишком многое нужно было узнать, и слишком мало времени на это было отведено.

Сян взяла Луну за другую руку.

– Помнишь, когда ты была маленькой, я учила тебя делать пузыри и заключать в них цветы?

Луна кивнула.

Сян улыбнулась.

– Ну вот. Знания ведь хранятся не только в мозгу. Тебе поможет тело, сердце, интуиция. Иногда у воспоминаний бывает собственный разум. Цветок в пузыре был защищен от внешнего мира, помнишь? Делай пузыри. Пузыри в пузырях. Пузыри из магии. Пузыри изо льда. Пузыри из стекла, стали и лунного света. Пузыри из болота. Не важно, из чего будет преграда, главное – твое стремление защищать. Вообрази пузыри во всех деталях. Пусть каждый дом, каждый сад, каждое дерево, каждая ферма окажутся в пузыре. Накрой пузырем весь город. Все Вольные города. Сделай много-много пузырей. Пусть они укроют все вокруг. Пусть защитят. Мы будем работать втроем, но использовать станем твою магию. Закрой глаза, и я покажу тебе, что надо делать.

Сжав ладони матери и бабушки, Луна почувствовала в костях незнакомое ощущение: биение тепла и света, которое исходило из самого сердца земли и волна за волной омывало небосвод. Магия. Звездный свет. Лунный свет. Воспоминания. Сколько любви было у нее в сердце! И эта любовь хлынула наружу. Неудержимо, как лава.

Гора задрожала. С неба упал огненный дождь. Тучи пепла заслонили солнце. Посреди огненного моря светились пузыри. Порывы ветра, огненные шквалы, пыльные вихри сотрясали их поверхность, но они держались. Луна стояла насмерть.

* * *

ТРИ НЕДЕЛИ СПУСТЯ Антейн едва узнавал свой дом. Все вокруг было покрыто толстым слоем пепла. Улицы Протектората были усеяны обломками камня и упавшими деревьями. Ветер, прилетавший с гор, нес с собой вулканический пепел, и пепел лесного пожара, и пепел, происхождением которого никому не хотелось интересоваться, нес и разбрасывал свою ношу по улицам. Днем сквозь дымную пелену едва виднелся мутный круг солнца, а звезд и луны по ночам не было видно. Луна призвала дожди, которые омыли Протекторат, и лес, и то, что осталось от горы, и воздух немного очистился. И все же работы оставалось еще очень много.

Но какой бы беспорядок ни царил в городе, люди улыбались, и в глазах их была надежда. Совет старейшин в полном составе отправился в тюрьму, а новый Совет был избран общим голосованием. Имя Герланда стало ругательством. Вин взял на себя заботы о библиотеке Башни, и теперь туда мог прийти каждый. И наконец открылась Дорога, и жители Протектората впервые в жизни получили возможность отправиться в дальние страны. Впрочем, конечно, воспользовались этой возможностью немногие. По крайней мере, поначалу.

Центром этого вихря перемен была Этина – воплощенный разум и решимость с чашкой чаю в руках и с младенцем в перевязи. Антейн не отходил от жены и сына. «Я больше никогда вас не оставлю, – повторял он так тихо, что слышал только он сам. – Никогда, никогда, никогда».

* * *

СЯН И ПОЖИРАТЕЛЬНИЦУ Печали поместили в больничное крыло Башни. Узнав, что творила сестра Игнация, люди потребовали было ее ареста, однако жизнь, которая и так оказалась удивительно долгой, покидала обеих женщин капля за каплей.

«Теперь – в любой день, – думала Сян. – В любой миг». Она не испытывала страха. Только любопытство. Что думала Пожирательница Печали – Сян не знала.

* * *

ЭТИНА И АНТЕЙН поселили Луну и ее мать в детской комнате, заверив их, что Лукену она не нужна, да и они сами не готовы расстаться с сыном ни на миг.

Под рукой Этины комната превратилась в место исцеления и для матери, и для дочери. Мягкие покрывала. Плотные занавески, которые закрывались, когда солнечный свет становился нестерпимым. Красивые цветы в горшках. И бумага. Много бумаги (хотя можно было поклясться, что ее становилось все больше). Безумица полюбила рисовать. Иногда Луна ей помогала. Этина прописала обеим суп и целебные травы. И покой. И много-много любви. Всего этого у нее было в избытке.

Тем временем Луна решила узнать имя своей матери. Она ходила из дома в дом, расспрашивая тех, кто соглашался с ней поговорить, – правда, поначалу таких было немного. Жители Протектората не испытывали к ней той безусловной любви, к которой она так привыкла в Вольных городах. Честно говоря, поначалу это ее неприятно удивило.

«Наверное, придется привыкать», – сказала себе Луна.

Но однажды, после долгих дней поисков и расспросов она вернулась домой к ужину и опустилась на колени подле матери.