Девочка, которая пила лунный свет

Она поцеловала мать и ушла к бабушке, и ночь за ночью спала рядом с ней, свернувшись калачиком.

* * *

В ДЕНЬ, когда в Протекторат прибыли первые Звездные дети, бывшие сестры распахнули больничные окна.

К этому времени Пожирательница Печали выглядела древней, как пыль. Кожа обвисала на костях, будто старая бумага. Глаза были пусты и смотрели в никуда.

– Закройте окно, – проскрежетала она. – Я не могу этого слышать.

– Не закрывайте, – прошептала Сян. – Я не могу это пропустить.

Сян тоже иссохла и истончилась. Она едва дышала. «Это может случиться в любой миг», – подумала Луна и села рядом с Сян, взяв ее за руку, легкую, будто перышко.

Сестры оставили окна нараспашку. С улицы донеслись крики радости. Пожирательница печали закричала от боли. Сян счастливо вздохнула. Луна осторожно сжала ее руку.

– Я люблю тебя, бабушка.

– Знаю, детка, – чуть слышно ответила Сян. – Я тоже люблю…

И душа ее уплыла прочь, полная любви ко всему сущему.

Глава 47, в которой Глерк отправляется в путь и оставляет стихотворение

Позже тем же вечером в комнате наступила тишина и безмолвие. Фириан, рыдавший у подножия Башни, затих и заснул в саду; Луна вернулась в объятия матери, Антейна и Этины – еще одна странная, но любящая семья для странной, но любящей девочки. Может быть, она ляжет спать в одной комнате с мамой. Может быть, устроится снаружи, вместе со своим драконом и своим вороном. Может быть, мир раздвинул свои границы, как то бывает, когда ребенок оставляет детство позади. Все так, как и должно быть, подумал Глерк. Он на мгновение прижал все четыре руки к сердцу, а потом нырнул в тень и вернулся к Сян.

Пора было уходить. Он был готов.

Ее глаза были закрыты. Рот – приоткрыт. Она не дышала. Она была – пыль, безмолвие, покой. Тело Сян осталось на месте, но искра, делавшая его живым, упорхнула прочь.

На небе не было луны, но звезды светили ярко. Ярче обычного. Глерк вытянул руки и принялся собирать звездный свет. Переплетая его волокна, он соткал сверкающее переливчатое одеяло, завернул в него Сян и прижал к груди.

Она открыла глаза.

– Глерк, это ты? – спросила она и огляделась. В комнате было тихо, но издалека доносилось лягушачье кваканье. Было холодно, но от земли исходило явственное тепло. Было темно, но блестел на свету камыш и переливались воды Топи под небом. – Где мы? – спросила Сян.

Она была старухой. Была девочкой. Была женщиной. Всеми сразу.

Глерк улыбнулся.

– В начале была Топь. Топь покрывала весь мир, и Топь была миром, а мир был Топью.

Сян вздохнула.

– Да знаю я эту сказку.

– Но Топи было грустно и одиноко. Она хотела иметь глаза, чтобы видеть мир вокруг. Хотела иметь сильную спину, чтобы переносить себя с места на место. Хотела ноги, чтобы ходить, руки, чтобы трогать, рот, чтобы петь. И Топь стала Чудищем, и Чудище стало Топью. Чудище запело, и от песни его родился мир. И мир, и Чудище, и Топь были единым целым, и соединяла их бесконечная любовь.

– Ты ведешь меня в Топь, Глерк? – спросила Сян, выпросталась из его объятий и встала на ноги.

– Да ведь это все одно и то же, разве ты не поняла? Чудище, Топь, Песня, Поэт, мир. Все они тебя любят. И всегда любили. Так ты пойдешь со мной?

Сян взяла Глерка за руку, они повернулись к бескрайней Топи и пустились в путь. И ни разу не оглянулись.

* * *

НА СЛЕДУЮЩИЙ день Луна с матерью отправились в Башню, долго шли по улицам, поднимались по лестницам и наконец очутились в небольшой больничной палате. Они намеревались собрать вещи, которые остались от Сян, и подготовить ее тело в последний путь. Адара обняла Луну за плечи, пытаясь поддержать в печали. Луна разомкнула защитное материнское объятие и вместо этого взяла Адару за руку. Дверь они открыли вместе.

В пустой комнате их ждали бывшие сестры.

– Мы не понимаем, что произошло, – заговорили они, и в глазах их блестели слезы. Постель Сян была пуста и холодна. Самой Сян нигде не было.

Сердце Луны окаменело от горя. Она посмотрела на мать, у которой были ее глаза. И ее родинка на лбу. «Не бывает любви без утраты, – подумала она. – Мама это знает. А теперь и я знаю». Мать нежно сжала руку дочери и коснулась губами ее черных волос. Луна села на кровать, но плакать не стала. Пошарив по постели, она нашла под подушкой листок бумаги.

«Соткано сердце из звездного света

И времени.

Мимолетные страсти канут во тьму.

Неразрывной струной бесконечность поет бесконечности.

В сердце моем желание для тебя. Оно сбудется,

А пока

Пусть вращается мир,

Пусть растет, расширяясь, вселенная,

Пусть тайна любви

Открывается снова и снова

В тайне жизни твоей.

Я ушел.

Я вернусь.

Глерк».