Девочка, которая сходила за суси

— Удачные совпадения реальны, их можно обосновать математически, — говорит Шерлак. И чуть светлеет, как и Глайнис. Я бы предпочла, чтоб они не доводили друг дружку до белого каления, пока мы еще в желюке. — А словарное определение везучести гласит, в частности, что удача сопутствует подготовленным умам.

— Я вполне подготовлен к возвращению на базу, кто со мной? — вмешивается Дюбонне, прежде чем Глайнис успевает в открытую съязвить. Глайнис мне нравится, при всем ее несносном характере, но порой я втайне жалею, что она осьминожка, а не краб.

* * *

В нашем личном отсеке, по идее, не должно быть никаких систем слежения, кроме стандартных мониторов.

Мы и на наносекунду в это не поверим. Но если ЮОп застукают на горячем, профсоюзы их заживо сожрут и высосут кости, а остаток на Европу в бактериальные фермы сбагрят. Так что — либо техника у них лучше, чем мы в состоянии вообразить, либо они пошли на просчитанный риск. Суси, как правило, утверждают, что склоняются к первому варианту, я же за второй. В смысле, они и так за нами постоянно наблюдают, зачем им лишний раз пялиться.

Наш отсек стандартной осьмушной планировки — восемь кают окружают большую общую зону. Когда там с нами жила Фрай, мы отграничивали для нее эту часть, но ей каким-то образом все время удавалось просочиться. Не ей, хочу я сказать, а ее вещам — то нижнее белье в санузле трепыхается, то обувь выходит на орбиту вокруг лампы (хорошо еще, что у нее всего две ноги), то живая бумага носится туда-сюда на воздушных течениях. Она провела здесь достаточно времени, но к готовке в невесомости так и не привыкла. Со стороны ее неуклюжесть могла казаться прикольной, но только со стороны, а не в ситуации, когда с нами такая подселенка на постоянке. Как бы мы ее ни любили, а факт неоспорим: неряха она и растрепа.

Мне думалось, без нее станет полегче, но она еще и дня не отсутствовала, а у меня уже появилось ощущение, что чего-то не хватает. Я то и дело оглядываюсь, словно в надежде, что мимо пролетит какая-то деталь одежды или украшений, недавно ускользнувшая из ее слишком ненадежного багажа.

* * *

— И во что Фрай, по-вашему, вляпалась? — спрашивает Сплэт, когда мы уже дома. — Осьмушкой станет?

— Разве это не очевидно? — отвечает Шерлак.

— Ой, не начинайте, — бросает Глайнис так кисло, что у меня аж в зобу сперло. Не иначе, снова собирается краба отыгрывать с этими своими щипками, но нет: улетает вниз, в грот, цепляется там двумя руками за стену и складывает тело так, чтобы совсем из виду исчезнуть. Она скучает по нашей девочке и не хочет сейчас выдавать этого, но и в полном одиночестве ей оставаться неохота. Осьмушки, они такие: порой нам требуется остаться наедине, но не обязательно с собой.

Шерлак занимает место рядом со мной у холодильника и спрашивает:

— А ты как думаешь? Осьмушкой будет?

— Не знаю, — говорю я, и я честно не знаю. Мне даже на ум не приходило подумать, но вряд ли потому, что я это приняла как самоочевидное. Я вытаскиваю из холодильника пакет криля.

Тетя Хови замечает это и смотрит на меня большими серьезными глазами.

— Нельзя же на одном криле жить, Арки.

— А мне нравится, — отвечаю я.

— И мне тоже, — поддерживает Бэйт. Пытается выхватить у меня пакет, подобравшись сзади, но я его морским узлом запутываю.

— Сообщение от Дав, — вмешивается Дюбонне, не дав нам затеять поединка, и указывает на большой экран.

Про Фрай там не слишком много сказано: с ней все в порядке, но еще деку будет в себя приходить. Непонятно, значит ли это, что с Фрай действительно все в порядке, и ее выпишут, или Дав только про текущую операцию. Потом послание прокручивается дальше, и мы отвлекаемся.

Там полно грязевых клипов: двуногие делятся мнением о Фрай, о том, каково у нас тут и что может означать ее решение выйти за суси. Некоторым двуногим вроде бы пофиг, а у других, того и гляди, сейчас пена пойдет.

В смысле, я давненько уже превратилась из двуножки в осьминожку, и мы так давно тут живем, что привыкли приспосабливаться к велениям времени. Двуногая, которой я была когда-то, скорее пришла бы в замешательство при виде меня теперешней. Впрочем, после операции, когда меня забросили на первую вахту, осьминоги тоже затруднялись со мной контачить.

Я не выбирала формы — в те времена хирургия еще не настолько продвинулась, а наноректики не распространились повсеместно и еще плохо поддавались программированию, поэтому пришлось взять то обличье, в котором, по мнению врачей, шансы на успешный исход реабилитационного периода были наивысшими. Я поначалу осталась им не особенно довольна, но тут так красиво, что долго унывать нет времени, и потом, мне сразу стало очень классно в физическом плане. Прошло где-то три-четыре Ю-года после трансформации, и я убедилась, что люди иногда жалеют о своем решении осуситься, но мне самой жалеть не довелось. Никогда. Я вполне свыклась с этим.