Девочка, Которая Выжила

И Тарико заиграл. Сначала они исполнили «Сакартвело», а дядя Авто пел стариковским, хоть и надтреснутым, но чистым голосом. Потом взялись за Гершвина. Геннадий подливал вина и из своих рук поил обоих, чтобы не прекращали играть. Девушки хохотали счастливо. Для них Сережа с Тариэлом сымпровизировали черт знает что танцевальное на основе «Go down, Moses» и кобейновской песни «My girl». Из детского флигеля прибежали дети с няньками, причем няньки делали вид, будто вот-вот снова уложат детей в постели, а дети бесились и, очевидно, рассчитывали беситься до утра. Для них сыграли «Jingle bells», и Дина пела девичьим гроулом, достойным самых грязных трэш-метал-гаражей Нэшвилла. Геннадий исправно служил виночерпием и иногда танцевал фрейлехс, ибо Тарико с Сережей пару раз превратили Чайковского и Мусоргского в клезмерский джаз.

Тарико был пьян и счастлив. Отчет в своих действиях отдавал урывками. Обнаружил себя играющим адажио Альбинони над Максимом, которого женщины волокли куда-то распростертого на простыне. Потом обнаружил себя в куртке, выходящим из дома и громко играющим в дуэте с Сережей мендельсоновский «Марш пожарных». Потом вдруг сообразил, что лежит где-то в лесу в сугробе. Потом обрадовался, увидав сквозь ветки горящие окна дома. Потом, шатаясь, сообразил, что перед ним постель. Снял и скомкал одежду, утонул в перине. Последнее, что запомнил, прежде чем уснуть, – благоухание розмарина и лаванды. Бог знает сколько спал. И вдруг вскочил как ошпаренный с криком:

– Гваданини!

Было утро. А уникального инструмента работы Джованни Баттисты Гваданини не было. Ни в постели с Тариэлом, ни на полу, где валялась Тариэлова одежда, ни в футляре, разверстом на обеденном столе, – нигде.

Он перебудил всех, всех! Носился по дому с дикими криками, с истошным воем. Гваданини! Перевернул все комнаты, все эти две тысячи квадратных метров огромного Сережиного дома. Скрипки нигде не было. Он потерял ее в лесу! Во время ночной прогулки. В снегу. Гваданини!

Сережа предложил было выпить кофе и только потом отправиться на поиски инструмента. Но, видимо, у Тариэла были такие глаза, что дожидаться кофе друзья не стали, а быстро оделись. Первым оделся дядя Автандил. Он вышел за дверь и сказал оттуда:

– Ты только не расстраивайся. Но ночью выпал снег. Так бывает.

При свете дня невозможно было вспомнить, куда они шли накануне в темноте. Следов не было. Ничего нельзя было узнать. Иногда Тариэлу казалось, будто ему памятна раздвоенная береза или полянка с беседкой. Но перепахивание снега вокруг березы и на полянке не давало никакого результата. Тариэл задыхался и не понимал, слезы ли текут у него по лицу или пот. Солнце поднялось уже высоко над деревьями, когда Геннадий обнял Тариэла и сказал:

– Ну ладно. Ну всё. Ну, что теперь делать. Всё.

Они пошли домой. Молчали. Почти уже возле самого дома им встретился черный терьер, которой тянул за собой мальчишку лет семи. Это был охраняемый поселок. Мальчишка выгуливал собаку один. На всякий случай Сережа крикнул пацану, что если найдет скрипку в лесу, то пусть скажет. И мальчик сказал:

– А мама ночью нашла какую-то скрипку.

И они побежали. Сережа кричал:

– Нашлась! Я же говорил!

Дядя Авто ковылял следом, с каждым шагом отставая, но все еще кричал вслед:

– Этого мальчика мама кто?

– Соседка наша, Сашка!

– Замужем?

– Разведена!

– Слышишь, Тарико! Мальчик! Это судьба! Такие несчастья не бывают без руки Господа! Уникальные скрипки просто так не теряются!

Обежать надо было всего-то вокруг двух участков. Минуту спустя они уже стояли у калитки и звонили в звонок.

Но хозяйка долго не открывала. Даже дядя Авто успел доковылять. Посмотрел на дом и сказал:

– Посмотри, какой дом. Достойная живет женщина. Наверняка директор. Бичо, подумай! Подумай, какие руки держат тебя!

А Тариэл уже и без дяди Автандила знал, что да – это новогоднее чудо. Что вот сейчас откроется калитка, и за калиткой будет стоять та самая Саша, в которую он был влюблен студентом, которая носила легкие платья и тяжелые ботинки, которая не выговаривала букву «л», которая нашла скрипку Гваданини, потому что, Господи, Ты есть, Ты смотришь на меня несчастного! Любовь моя! Счастье мое! Ура! Наверное, постаревшая немного, но это не имеет значения.

Тариэл слышал, как приближаются к калитке шаги. В щель под калиткой он видел, что женщина, которая шла открывать ему, обута в тяжелые ботинки.

– Сашка, с новым счастьем! – крикнул Сережа сквозь забор.

Калитка распахнулась. Но за калиткой стояла совсем не та женщина. Совсем не та, которую ожидал увидеть Тариэл. Даже ничуть не похожая. Эта женщина выслушала их и сказала, что да, действительно нашла ночью скрипку, но явно не Гваданини, а маленькую, детскую, четвертушку. Наверное, кто-то выкинул. Сломанную. Ни зачем не нужную, но жалко все равно смотреть на сломанную скрипку в снегу.

Эта женщина пригласила их войти и выпить чаю. Они вошли. В ее доме на каминной полке лежала детская скрипка. Без струн, с трещиной через всю деку и с отломанным грифом.

Слепая и Немой