***
Уже через сорок минут надоедливой болтовни одной подруги и ответной угрюмости другой, машина съехала с гладкого шоссе на грунтовую дорогу и вовсе остановилась, прожевав пару-тройку подмерзших кочек. Рэйчел не сразу поняла, куда они приехали и что собираются делать в этом забытом самим Богом месте, но послушно хлопнула дверью и тронулась вслед за дружной семьей: отец Тары, Генри Кливман, взгромоздил на спину огромный походный рюкзак с чем-то мерно позвякивающем при каждом его шаге, а миссис Кливман несла в руках выцветшую зеленую сумку.
Девочка долго не желала признаваться, что чувствует себя лишней в окружении этих людей. Они шли и мирно беседовали о непонятных ей вещах, придерживали друг друга за руки, тихо смеялись, так, словно никогда раньше этого не делали или не знали, что можно всего лишь идти по лесу и ни о чем не думать. Хруст шагов сливался с песней трех похожих голосов, и все это растворялось в некогда кристальной тишине серых деревьев и сумрачного неба — а они все раздвигали ветви руками, собирали венки и короновали ими друг друга, и разом все здесь стали малыми детьми, готовыми с головой зарыться во все мягкое и смешное. Это было странное чувство… Рэй шла на пикник, но не со своей семьей, а с совершенно чужими ей людьми, которых она искренне пыталась понять и изучить тщательнее; они брели без какой-либо цели, но сколько радости появилось на уставших лицах, когда небольшая полянка показалась из-за очередных иссохших за осень зарослей.
Чуть только путешественники уложили свои ноши за примерзшие к земле листья, женщина принялась колдовать над сумками, и вот уже спустя четверть часа на небольшом коричневом покрывальце появились первые тарелки с салатными листьями, готовые сэндвичи и много-много сладкого, начиная с банок арахисовой пасты и заканчивая нежным клубничным зефиром. Тара бросилась тут же помогать рассортировывать конфеты от прочей пищи, все еще тихо о чем-то рассказывая в надежде, что никто больше их не слушает, а Рэйчел только смотрела на все это с немым изумлением на полураскрытых губах.