В доме Шакракумор первым делом предложил гостю стул, на котором тот расположился с заметным облегчением. Потом представил нас. Иола, чуточку покраснев, немедленно выступила вперед и на певучем языке тубаботов оттарабанила какое-то длиннющее приветствие. В ответ прозвучало нечто еще более витиеватое. Я уже огорчился, что разговор пойдет на недоступном мне языке, но тубабот вдруг перешел на русский.
– Прежде всего я хотел бы спросить вас, мои юные друзья, – произнес он своим потрясающе поставленным, дикторским голосом, – какая беда постигла моих хороших друзей, пару атлантов из пещеры по соседству?
Иола вздрогнула и произнесла, запинаясь:
– Очень большая беда. Непоправимая. Они теперь – Расколотые.
– О, – выдохнул тубабот и замолчал на целую минуту.
Вероятно, отсутствие всяческой мимики (как и лица в общепринятом смысле слова) научило это племя выражать эмоции вот такими затяжными паузами. Все в почтительном безмолвии выжидали, пока гость снова не заговорил:
– От уважаемого Шакракумора я уже знаю, какая проблема заставила вас обратиться ко мне за советом. И мечтаю оказаться вам полезным, поскольку являюсь самым древним из обитателей Черных Пещер, с учетом того, что наша раса живет несколько дольше остальных. Когда-то много десятилетий назад я пришел в этот мир, в достаточной мере впитав те слова, которые, словно заклинания, раз за разом звучат в Срединном мире: «Из Черных Пещер выхода нет». Но события дальнейшей жизни заставили меня пересмотреть многое… очень многое из того, что нам внушалось в детстве.
– И что же?!
Кто посмел перебить почтенного тубабота? Судя по тому, что Иола одарила меня злобным взглядом, а флэмм – предупреждающим, этим кем-то был я. К счастью, тубабот не обиделся, а продолжал тщательно выговаривать каждое слово:
– На моей памяти много народу по разным причинам пришло в эти земли. И не все обрели здесь свой дом, некоторые рано или поздно засобирались назад. Еще чаще случалось, что молодой человек или девушка, приведенные сюда детьми, вдруг решали поискать свою судьбу в Срединных землях. Помню, как юный флэмм спустился сюда, отыскивая свою детскую любовь, а позднее они оба пустились в обратный путь. Почти со всеми я был лично знаком. Возможно, вам известно, молодые атланты, что, вступив с кем-то в общение однажды, мы навсегда сохраняем с ним внутреннюю связь. Трудно объяснить ее природу, но мы можем чувствовать эмоции этих людей. И уж всегда точно знаем, живы они или нет.
Снова пауза. Мы затаили дыхание.
– Из всех, кто на моей памяти пустился в путь, несколько семей и с десяток одиночек благополучно и без приключений покинули Черные Пещеры. А вот остальные – нет.
Меня словно ушатом ледяной воды окатили, все тело покрылось мурашками. Даже наш хозяин выглядел ошарашенным. Иола сцепила руки у подбородка и спросила, запинаясь:
– А тот флэмм с возлюбленной – они дошли?
– Увы…
– Но что же с ними случилось? – опять прервал я долгое молчание гостя.
– Хотел бы я это знать, – печально изрек тубабот. – Одно время я вел записи, отмечал время, в которое они отправились в путь и когда разрушилась связь. Думалось мне, что, возможно, существуют какие-то безопасные часы при переходе пограничных пещер – и наоборот. Но нет, никакой системы. Связь разрушалась иногда через час-два, иногда через сутки или даже через неделю.
– Но ведь через пограничные пещеры всего-то пара часов ходу, – нахмурился Шакракумор.
– Ну, может, их отлавливали и в плену держали, а потом – того… – Я выразительно пожал плечами.
Еще один взбешенный взгляд Иоланты. И спокойный голос тубабота:
– Мы – не раса убийц, юноша. Смертная казнь запрещена много веков назад. Так что я позволю себе исключить такой вариант. То, что прикончило их, находилось в самих пещерах.
– Но что же это могло быть? – пробормотала Иола, нещадно ломая пальцы.
– Не смею даже предположить. Скажу лишь, что те люди не испытывали страха или тревоги, ведь им ничто не мешало повернуть назад. Я сам умолял их поступить так в случае хоть малейшей опасности. Но они были спокойны, веселы, а потом… тишина.
Молчание, теперь уже обоюдное. Потом тубабот сказал:
– Прошу извинить, но меня ждут неотложные дела. И поскольку я рассказал вам все, что знал…
Он тяжело поднялся со стула. Иола пробормотала фразы прощания, наш хозяин отправился провожать односельчанина до дома, а мы так и остались таращиться ошалело друг на дружку, стараясь переварить информацию.
– Ерунда какая-то, – сказал я. – Получается так, что в сутках есть, допустим, какой-то зазор, когда границу можно перейти без всяких проблем. А в любое другое время – раз, и капкан захлопывается, причем моментально и для всех разом. Ведь тубабот почувствовал бы, если кто-то из тех людей убегал бы от кого-то, или оплакивал близких, или…
– Алеша, не надо. – Иола зябко поежилась, обхватила себя руками за плечи.
– Сама что думаешь обо всем этом?
– Не знаю. Что угодно. Даже то, что тубабот нас зачем-то обманул.
– Иола, ты что говоришь?! – вскричал я. – Он же чувствует, когда думаешь о нем плохо!