Зеленая юбка вполне подошла к гороховой блузке. Мне подумалось, что она, пожалуй, слишком коротка, и она действительно была коротка, но очень элегантна. В конце концов я все же решила ее купить, сняла, переоделась и откинула занавеску примерочной кабинки. Малютка уже вышла из своего укрытия; неверной походкой она шла к обеим женщинам, зажав в кулачке блестки; обе подруги в ужасе осматривали зал, их раздражение было немым, но ярко ощущалось его горячее излучение; все трое поспешили к продавщицам, которые стояли живописной группой, словно три прекрасные грации. Одна из женщин начала громко ругать девочку, в то время как другая занялась собиранием блесток. Компетенции были расставлены по местам, я наконец поняла, кто из них мать. Меня удивил рассеянный, почти довольный вид подруги матери, она выглядела так, словно и сама была бы не прочь испортить блузку с блестками. Она взяла малышку на руки, прижала к груди и что-то прошептала ей на ухо. Мать пошла куда-то с продавщицами, потом она расписывалась на каком-то листке бумаги, а потом ощипанную блузку положили в пластиковый пакет. Девочка, которую подруга матери продолжала держать на руках, тем временем перестала плакать, страшно довольная, что оказалась в центре всеобщего внимания.
Я вышла из магазина. На улице было полно людей, небо очистилось, тяжелых, свинцово-пятнистых туч стало немного меньше. Немного дальше, в направлении Ремерберга, пошли выстроившиеся в шеренгу булочные и рестораны, тесно прижатые друг к другу. Первые уже выставили свои обеды на стойки закусочных ларьков. Я замедлила шаг, потом решила, что поем позже, не сейчас. Вдруг я услышала дикий звенящий крик, крик нарастал крещендо; из входа на кухню итальянского ресторана, прижимая руку к телу, выбежал человек в белом халате и поварском колпаке; фартук его стремительно окрашивался кровью. Вслед за ним выбежали еще двое — повара или помощники повара; они хотели его успокоить или оказать помощь, но раненый не подпустил их к себе, он прижался спиной к стене, терся об нее и кричал, как зверь. Наверное, он был тяжело ранен ножом, или рука его попала в какую-нибудь мясорубку. От одного воображения мне стало дурно. Еще до того, как пострадавшего окружила плотная толпа, я успела заметить, что халат его быстро пропитывается кровью. Крик оборвался, бедняга наверняка потерял сознание. Вскоре послышалась сирена скорой помощи, потом я видела, как ее автомобиль проезжал сквозь густое скопище людей вверх по Ремербергу. Мне стало легче. Дома я примерила свои покупки, а потом прилегла на диван почитать.