Я выдохнула. Слава богу, никому в голову не пришел вопрос про коды.
Егор выдернул одну салфетку.
– Когда я понял, что меня обокрали, еле-еле на ногах устоял. Не помню, как поднялся наверх, потом позвонил Елене, хотел ей вопрос задать, пусть объяснит, как Романова к нам попала.
Костин прищурил один глаз, я поняла, о чем он думает: гуманно ли устраивать допрос жене, которая одной ногой в могиле? Но для Куркина важны лишь его переживания, о тех, кто с ним рядом находится, он не думает и никогда не думал.
Глава двадцать восьмая
– Увидела Евлампия собрание гениальных картин и сперла их! Состояние получила! Огромное! – вопила Екатерина.
Костин повернулся ко мне:
– Ты ходила в хранилище?
Я поняла, что надо сообщить правду.
– Да, по просьбе Лены, но там было пусто, – ответила я и рассказала, как обстояло дело.
– Врет! – заорала Катя. – Она обокрала Егора!
– Можно вопрос? – ожил Никита. – Картину, наверное, упаковывают перед перевозкой?
– Естественно, – согласился Куркин.
– Сколько времени надо для подготовки одного полотна? – продолжил Валов.
– Где-то около… ну… сложно ответить, – замялся Егор, – не знаю, снимали ли раму…
– Полчаса хватит? – не отставал наш заведующий ай-ти отделом.
– Минут сорок, – увеличил время художник, – необходима аккуратность.
– Егор обстоятельный, неторопливый, кому-то другому и четверти часа хватит, – выдвинула свою версию Захарова.
– Нет, – уперся Куркин, – сорок минут. И вообще, тебя не спрашивали!
– Давайте возьмем тридцать, ни вашим, ни нашим не будет обидно, – предложил Костин и вынул калькулятор, – восемьдесят картин умножим на время, получим две тысячи четыреста минут, делим на шестьдесят, имеем сорок часов, делим на двадцать четыре. Итого примерно сутки и шесть часов. Романова на такое количество времени не отлучалась. Она каждый день на работу ходит. И картины необходимо увезти. Значит, нанималась машина, человек, который все выносил. Если вы хотите, чтобы мы нашли вора, то начнем действовать.
– Евлампаия заранее подготовилась, – опять повысила голос Екатерина, – сняла складское помещение, договорилась с транспортным агентством.
– Сегодня Лампа беседовала с одной дамой, – сказал Володя, – та легко подтвердит факт встречи. Вчера Романова тоже находилась на глазах. Ее разные люди видели. Ну никак ей восемьдесят картин не упаковать.
Катя топнула ногой.
– Ночью их вывезла.
Потом она неожиданно вскочила, с быстротой белки метнулась к столу, схватила мой сотовый, потыкала пальцем в экран и взвизгнула.
– Говоришь, Лена тебе прислала коды?
– Да, – кивнула я, – но потом куда-то ее сообщения подевались. Нет их!
– Ага, – протянула Захарова, – забавненько. Значит, ты их видела, а потом не заметила, что эсэмэски испарились?
– Верно, – коротко ответила я и добавила: – Обнаружила их отсутствие только перед входом в апартаменты Куркиных.
– И как ты вошла? – не утихала Захарова.
– Лена мне звякнула, спросила, как дела, и продиктовала цифры, – объяснила я.
– А нет звонка от нее, – зашипела Катя, елозя пальцем по моей трубке, – полно других. Но Яковлева отсутствует во входящих.
– Она звонила с чужого номера, – пробормотала я, – сказала, что батарейка села, она взяла у кого-то трубку.
– Кто-то поверит в это вранье? – расхохоталась Катя. – Код ей прислали, а сообщения нет? Звонили, а вызова нет?
Валов повернулся к Егору:
– Господин Куркин, можно ли открыть входную дверь в вашу экспозицию с лестницы?
– Нет, – отрезал тот, – она заложена, снаружи есть створка, кто мимо проходит, думает, что за ней апартаменты. Вход и выход в галерею только через нашу квартиру. Дайте воды, мне плохо!
Костин взял телефон:
– Врача немедленно.
Через считаные минуты в кабинете возник наш доктор.
– Здравствуйте, господа. Кому я понадобился?
Куркин закатил глаза, его голова свесилась на грудь.
– Он умирает, – закричала Катя, – помогите!
Через полчаса бледного до синевы художника увезли в больницу. Катя осталась в кабинете и продолжала сверлить меня злым взглядом.
– Коды к замкам знали Елена, Егор, Лампа. Екатерина, вам их сообщили? – спросил Никита.
Захарова перекрестилась.
– Богом клянусь, нет!
За окном неожиданно раздался грохот.
Я вздрогнула.
– Что это?
– Похоже, Господь рассердился, что кто-то его именем поклялся, – ответил Володя.