Я не ответил. Поджав губы, я еле выдержал тяжелый, полыхающий огнем взгляд Зотова. Я его не боялся. Совсем. Мне было страшно за Ника, а не за себя. Мужик был не в себе, только это меня беспокоило.
– Хочешь мне въебать? – спросил Ник. – Давай, Кирюха! Не нужно сдерживаться!
Он хищно облизнулся, сжимая в кулаке полотенце.
Я реально хотел дать ему в морду, чтобы он пришел в себя, наконец. Но разве мордобой когда-то что-то решал?
– Перестань меня провоцировать! – чуть мягче сказал я. – Нам всем надо успокоиться.
– А я спокоен. Это тебе не помешало бы выпустить пар, Уманский.
Никита смерил меня взглядом еще раз. Не дождавшись от меня того, чего выпрашивал, он устало присел обратно на кровать. Мы немного помолчали, думая каждый о своем.
– Я не стану ее насиловать, не волнуйся, – тихо сказал он, взъерошив волосы. – Она… Лерка сказала, что любит меня! Представляешь? Ки-и-р, когда ты в последний раз видел кудряшки на бабской пиздёнке?
Господи боже, его так от волосиков Валерии размотало? Взрослого мужика? Придурок, блять!
Я вспомнил, как трогал вагину девчонки и ее мягкий пушок, и мне тоже стало нехорошо. Но не до такой степени, чтобы набрасываться на девушку.
– Мы просто повздорили с мелкой! – вскинул голову Ник. – Сучка слишком много на себя берет, но я найду способ ее оприходовать, – заверил меня друг.
Он рассмеялся, снова став похожим на безумного.
– Наберись терпения, Ник! Прошу! – это все, что я мог сказать ему.
– Что там у нас с Виталиком? – резко сменил тему Зотов.
– Ничего хорошего.
– Мне его навестить? – оживился Ник.
Ему хочется крови после того, что случилось с Валерией? Я боялся, что он в запале наломает дров.
– Я сам могу, – ответил я.
– Поехали вместе? – предложил он. – Нагнем Виталика, а потом девочек новых опробуем? Тебя Тори не заебала еще? Снимем молоденькую блондиночку с волосатым лобком и растянем ее, как следует! Как тебе идея?
– Ты пьян! – отметил я. – А за Валерией кто будет присматривать? Нельзя ее пока что одну оставлять. Сам видишь, что с ней творится. Отдохни сегодня. Виталик ни куда не денется.
– Как хочешь, – пожал плечами Ник. – Один управлюсь!
– Его надо убрать, Ник, – через силу выдавил я из себя. – В пример остальным.
– А-а-атлично! – возбужденно воскликнул Зотов и подорвался с кровати.
– Никита, будь осторожен!
– Мамуль, ну харэ! – сморщился он и ушел в гардеробную.
28. Кирилл
Я глубоко вздохнул несколько раз и отправился к себе. Работать дальше отпало все желание, которого впрочем, и не было никогда. Я занимался бухгалтерией просто потому, что ею надо было кому-то заниматься. Я не особо был силен в цифрах, но Ник, еле закончивший школу, вообще был ни в зуб ногой. Тиранить и убивать людей Зотову было больше по душе, чем сидеть с калькулятором.
Хорошо, что он навещает родителей. Осталось в нем хоть что-то теплое, не смотря на то, как они с ним обошлись. Детские обиды Ника до сих пор в нем прослеживаются. Нельзя всю жизнь обижаться на родителей. Мы сами могли бы уже быть отцами, если бы не эта жизнь дурацкая. Если бы Яна родила мне ребенка, меня бы здесь и в помине не было.
Я так хотел от нее сына! Сколько раз просил, уговаривал, едва ли не плакал!
Яна выбрала деньги, а не меня и даже не сына…
Теперь у меня полно денег, но все, что я могу сделать – это отнести их ей на кладбище.
Я простил жену. Давно простил. Иногда мне грустно от воспоминаний о ней, и все. Я ее долюбил. Иногда мне кажется, что я до сих пор люблю ее, но не безумно, как это было при ее жизни, или сразу после смерти, когда я порывался прыгнуть в ее могилу следом за ней.
Яна не просила меня любить ее. Это я просил ее о любви.
Люди не обязаны любить того, кто любит их. И Ник не обязан любить Валерию. Яной по жизни двигала алчность и жажда к роскоши. А что движет Зотовым? Хочет стать властелином Вселенной?
Я понимаю его. В нашей с ним ситуации либо все, либо ничего. Это безумие затягивает постепенно. Сначала у тебя немного власти и ответственности, затем ты с легкостью берешь больше, а потом ты уже не видишь берега. Это происходит не в один момент, а изо дня в день, из года в год. Ты смотришь телек, ешь, трахаешься, спишь, разговариваешь с людьми, а сам обрастаешь коростой жестокости. Эта бронированная корка, которая защищает тебя от недоброжелателей, прорастает в душу и в сердце, и ты уже ничего не чувствуешь.
Просто перестаешь реагировать как на плохое, так и на хорошее. Все одно. Ты вообще перестаешь удивляться, принимая происходящее, как судьбу, как должное.
Я в судьбу не верю. Нашими руками творится вся наша жизнь от начала до конца.
По пути к себе я постучался к Валерии. Теперь замок на ее двери был сломан, так что она не могла запереться. Хорошо это или плохо, я не знал. От кого ей запираться? От жениха? Вряд ли он вернется раньше полуночи, но дверь, конечно же, нужно починить.
– Кто? – спросила Валерия.
Я отозвался, и только после этого она открыла дверь. На ней был какой-то халатик, еле сходившийся в районе груди. По звуку, исходящему из комнаты, я понял, что работает телевизор. Выглядела она вполне нормально. Не похоже, чтобы она плакала.