Девочка-криминал

– Кому? – не могла не спросить я, раздираемая любопытством и ревностью.

Понятно, что не мне! Я живая! И расставаться не собираюсь! Меня эти намеки, типа желтых тюльпанов, только бесят!

– Моей бывшей жене, – ровным, как зеркало голосом ответил Кирилл.

– Она тоже там похоронена? – удивилась я.

Кладбище, на которое мы собрались было до жопы элитным. У богатых привилегии есть даже там. Хорошо, что на том свете деньгами не козырнешь, ибо Петр взяток не берет. Где, интересно, Кирилл взял столько много денег, чтобы похоронить там свою жену? А главное, зачем? Разве покойникам не все равно, где их похоронят? Главное, чтобы по-человечески и с почестями. Перед кем Кирилл хотел выпендриться этим поступком?

– Твой отец помог мне с похоронами, – ответил на мой невысказанный вопрос Кирилл. – И Ник. Я очень благодарен им за это.

– Ты обещал мне рассказать о своей жене! – напомнила я.

Теперь понятно, для кого он вырядился! Не для меня точно. Стыдно признаться, но я ревновала сейчас своего любимого мужчину к покойнице. Мне было неприятно от того, что Кирилл мог любить кого-то еще, кроме меня. Нет, не так… Меня едва не бомбануло от накатившей изнутри бури! Только рамки приличия сдерживали меня от взрыва во вне! Вот это да! К покойной женщине, которая мне ничего не сделала, злости во мне вскипело побольше, чем к Асадову!

В том, что Зотов любил жену, сомнений не было. Он способен на самые глубокие чувства к женщине, какие только бывают. Он не Никита-пустозвон.

Зотов получил папино кольцо, теперь жаждет получить мою девственность, трясется, чтобы она Кириллу не досталась, только и всего. Не любит он меня. Не любит.

И Кирилл не любит, но он не такой мелкий, как Никита, его волнует то, что у меня в душе, в голове, а уже потом то, что между ног.

– Расскажу на месте, – оторвался Кирилл от букета и посмотрел на меня. Он тоже не выспался. Переживал. Морщинки вокруг глаз стали глубже, а глаза потухли. – Не будем печалиться раньше времени, Валерия. Поплачем над могилами, а не над цветами.

Он грустно улыбнулся одними губами и помог мне донести цветы до машины.

Всю дорогу мы молчали. Водитель, понимая, куда и зачем мы едем, даже музыку не включил. Кирилл держался отстраненно, смотрел исключительно в окно. Он несколько раз напряженно одергивал пиджак, который топорщился с боку из-за пистолета, больше ничего не выдавало его неврвозности. А я была сама не своя. Ломала пальцы и кусала губы, чтобы не разреветься раньше времени.

А есть ли время для горя? Есть ли место, где можно плакать, а где нет? У скорби нет времени, нет места и нет срока давности. И размеров нет.

Я была рада, что со мной поехал именно Кирилл. У нас общее горе, хоть и у каждого свое.

У ворот кладбища нас обступили попрошайки. И старики, и дети просили милостыню, но охрана отогнала всех от нас с Кириллом. Мне стало жалко просящих и я замялась у ворот, неосознанно теребя свою сумочку, куда я положила пистолет. Ну, как я без него могла поехать?

– Подадим на обратном пути, – предложил Кирилл.

Где были нужные нам могилы, Уманский показал без труда, ведь он присутствовал на похоронах моих близких, в отличие от меня.

Так тихо. Ни птиц, ни ветерка, только звук моего собственного сердца и шуршание цветов за спиной, которые несет охрана.

Я увидела маму, точнее ее фотографию, быстрее, чем Кирилл указал мне на ее памятник.

– Здравствуй, мамочка! – захлебываясь резко накатившими слезами, которые я сдерживала все утро, прошептала я.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я наревелась и наговорилась с мамой вдоволь. На бабушку с дедом уже не осталось слез и сил, а вот боли предостаточно. Кирилл тактично оставил меня одну возле могил моей семьи и отошел на соседнюю аллею. Там его жена, догадалась я, и любопытство взяло верх над моим горем, заставив подняться на ноги и подойти к Кириллу.

– Я отомщу за вас, мама, – пообещала я на прощание.

На лице Уманского не читалась ни одна эмоция. Оно был просто каменным, лишь складка между бровей стала глубже. Я встала рядом с мужчиной, и он участливо положил руку мне на плечо.

Когда я вскинула голову и посмотрела на могильный памятник, кладбищенская холодная земля поплыла у меня из-под ног. Буквы, написанные под фото, сливались в одну массу, от того, что потемнело в глазах, но мне удалось их прочесть, прежде, чем я отъехала.

«Уманская Яна Витальевна» – это она, папина любимица, которую увез Никита после ссоры с папой.

Я узнала ее! Ошибки быть не может! Зотов убил ее? Дата совпадает! Совпадает! А Кирилл в курсе? Боже, как такое возможно? Как?

– Валерия? – как из-под воды услышала я голос Кирилла. – Ты слышишь меня?

Смачный шлепок по щеке привел меня в чувство. Я открыла глаза, но перед ними все кружилось. Голубое чистое небо, а на его фоне двоящееся лицо Кирилла.

– Черт! – выругался он и подхватил мое тело на руки.

Я обняла его за шею, все еще плохо соображая, что случилось и что происходит сейчас.

– Я сам! – рявкнул Уманский охране, неся меня куда-то.