Девочка-лед

Мне жутко не по себе от этих мыслей. Не по себе потому что я, можно сказать, выросла рядом с этим человеком. Никогда не думала, что мой напарник по строительству шалашей станет бандитом. И вот, полюбуйтесь. Илья слишком хорош для всего этого, вот честно… и я не верю, что душа его безнадежно почернела, вот только как помочь? Он же воспримет все не так, расценит по-своему неправильно.

— Откуда шуба, Паровозов? — спрашиваю «в лоб».

— Не ворованная, если ты на это намекаешь, — стреляет в меня выразительным взглядом.

— Но на грязные деньги купленная, — догадываюсь я. — Остановись, пока не поздно. Ты попадешь в тюрьму…

— Слушай, тебя это не касается, ясно? — грубит, дернувшись влево.

— Илья… — качаю головой. — Пожалуйста. Ничем хорошим это не закончится. Если твоему отцу удалось избежать, это не значит, что и тебе…

— Все, шуруй давай домой, — обрывает меня на полуслове. Терпение иссякло. — Мала еще для того, чтобы жизни меня учить!

— Ты мог бы зарабатывать иначе… Отучиться в колледже или институте. Зачем бросил?

— Иначе? — хмыкает он. — Не смеши, а!

Молчу. Не знаю даже, как достучаться.

— Насобираю лавэ, завяжу, слово даю, и свалим нахер из этой убогой Москвы. В Краснодарский край куда-нибудь, — глубоко погрузившись в свои мысли, сообщает мне он. — Открою автосервис. Сына мне родишь.

— Илья…

Я не могу это слушать. Какого сына… О чем он вообще?

— Че ты заладила Илья да Илья! — психует. Щелчком пальца выбрасывает сигарету в окно. — Двадцать лет как Илья. Уже скоро двадцать один. Нормально все будет. Иди давай, поздно уже.

Мне и правда лучше уйти. Паровозов ведет себя отвратительно, когда не в духе. Открываю дверь, тяжело вздыхая. Уже собираюсь вылезти из авто, но он ловит запястье левой руки.

— И не вздумай ни с кем… — предупреждает сурово. — Поняла меня? — сжимает руку сильнее. Больно.

В темноте позднего вечера смотрим друг на друга. И мне не нравится этот его взгляд…

*********

Села. Достала на автомате учебник. Тетрадь. Ручку. Поточила карандаш. В спину словно кол вставили. Рубашка под воротником взмокла. Руки трясутся.

Невыносимо, клянусь! На лбу даже испарина выступила. Зачем они так топят в кабинетах!

Делай вид, что тебе все равно. Все равно.

Тест написала, справилась за десять минут. Проверь еще разок. Вдруг ошибка где-то закралась.

Все равно. Мне абсолютно все равно.

Но мантра, произнесенная про себя, не помогает от слова совсем.

— Дыру в тебе прожег уже, — наклоняясь ко мне, шепчет Сашка.

Дергаю плечом. Левая сторона лица полыхает так, словно раскаленным металлом приложились.

Что ему надо от нее?

Замучил…

Встала. Расправила плечи и прошагала до Ларисы Петровны. Сдала работу, вернулась назад, усердно при этом рассматривая пол. Потому что Беркут внимательно следит за каждым ее движением, и это невероятно раздражает. Заставляет нервничать и чувствовать себя неуютно.

Ему не надоело? Пялится вот так весь день. Молча. Даже редких и таких привычных комментариев от него не слышно. Сам мрачнее тучи. Взгляд холодный, колючий.

Стук в дверь. Отрываю взгляд от своих короткостриженых ногтей, которые так усердно разглядываю последние пять минут. На пороге кабинета появляется Элеонора Андреевна.

— О, Циркуль пожаловал собственной персоной, — шепчет кто-то за спиной, пытаясь быть оригинальным.

По классу прокатывается волна неуместных смешков. Как дети, ей богу! Тоже мне выпускники! Ума — кот наплакал.

— Ты бы лучше им пользоваться научился, — резонно рекомендует Сашка.

— Заткнись, Конопля, — бросает Бирюков.

«Конопля», «Харитон» — так они обращаются к Саше. Идиоты. Но правда это получше звучит, чем «убогая» и «нищебродка».

— Закрой рот, Пилюгин, — вмешивается Камиль. Саша улыбается уголками губ.

Молчаливый и угрюмый Юнусов все чаще проявляет знаки внимания в ее сторону. Не пойму пока, как она относится к этому, но насколько знаю, парня у Харитоновой точно нет. Я думаю, ей, как и мне, просто некогда думать о подобных глупостях. У очаровательной, рыжеволосой Сашки все семь дней в неделю расписаны по минутам. Она учится, готовится к Единому Государственному Экзамену и поступлению. Посещает музыкальную школу. Входит в состав сборной по волейболу. Учит латынь. Играет на скрипке и фортепьяно. Постоянно участвует в каких-то конкурсах. Поет в церковном хоре по субботам. Словом, загружена донельзя. Иногда мне кажется, что у нее, как у Гермионы Грейнджер имеется на шее маховик времени. Иначе не объяснить, как она столько всего успевает…

— Кто у вас уже свободен, Лариса Петровна? — интересуется Элеонора.

— Работы сданы у Лисицыной, Харитоновой, Цыбина…

— Я тоже закончил, — слышу голос Беркутова. Аж непроизвольно дергаюсь. Что за дела… Стыд какой! Дожила.

— Первые трое со мной, — командует Пельш. — Поможете за два последних урока развесить в зале украшения.

— А мы? — начинают галдеть остальные. — Что за несправедливость?

— Я тоже иду, — заявляет этот демон.

— Нет уж, Роман, битых Вами с Лисицыной шаров мне хватило в том году! — резко пресекает его попытку навязаться с нами Пельш.