Я не могу сдержать ответную улыбку. Вот кто бы мог подумать, что Беркутов будет ездить по Москве, пытаясь найти салфетки с изображением этих мультгероев. Прям представила себе эту картину. Беркут, требующий от продавцов Смешариков.
— Хватит угорать, Лисицына, — выхватывает из моих рук упаковку веселых салфеток и, кажется, смущается. Вот это да!
Суетимся мы долго. Я готовлю еще и пюре к отбивным, пока Ульяна под руководством Романа, кривляясь, таскает из кухни дорогущую фарфоровую посуду. И да, она-таки роняет одну из тарелок этого сервиза.
— Вот баловство твое до чего доводит! — смотрю на нее я сурово.
— Прости, — глаза по пять рублей. Понуро опускает голову. Она так делает, когда понимает, что накосячила.
— Ульян, я тебе всегда говорю: осторожнее.
— Я не хотела, — дрожит ее голос. — Но виновата.
— Молодец, что уж теперь сказать…
— Что случилось? — а это уже Рома.
— Прости, Ром, — развожу руками, пока он оценивает масштаб происшествия.
— Ты че реветь удумала из-за этой ерунды? — приседает напротив сестры он.
— Я случайно. Шшшла… и… заболталась… ноги заплелись…
Тааак. Она начинает плакать.
— Ульян, ты серьезно, ну-ка прекращай! — Рома обнимает ее, пока я собираю осколки. — Это же просто тарелка.
— Тарелка из фарфора, — уточняю я.
— Из фарфора, но все же тарелка, — смеется он, а сестра начинает рыдать пуще прежнего.
— Гляди. Чтоб ты не расстраивалась, — он встает, достает с полки тарелку и неожиданно для нас обеих тоже выпускает ее из рук. Да с таким выражением лица, что Ульяна невольно переключается со слез на смех.
— С ума сошел? — смотрю на него во все глаза.
— И ты, Лисица разбей. На счастье, — советует мне он, протягивая еще одну тарелку.
— Вы обалдели оба, что ли?
— Бей давай. Я уберу, — отмахивается он.
— Бей, — присоединяется мелкая. — На счастье!
Я в ужасе смотрю на белоснежную фарфоровую тарелку, красивой квадратной формы. Вспоминаю квартиру Князевых, эдакий «музей фарфора». И ту чашку, и ковер. И реакцию Данилы. А потом и поведение его родителей.
— Ну же, Лиса, мы ждем! — Рома поднимает Улю на руки.
— Давай! — визжит она. — Будет весело!
— Ну ладно, дурики, — начинаю уже и я смеяться. Прямо какое-то массовое сумасшествие.
— Ну же! — подначивает мелкая.
— Вот же глупость, — ворчу вслух, закрываю глаза, чтобы не видеть это преступление, и разжимаю одеревеневшие пальцы, роняя тарелку.
Звонкое «дзинь» разносится по всей квартире. Третье по счету.
— Еее! — вопит Ульяна, обвивая ручками плечи Романа. Жмется к нему, а потом и вовсе в щеку целует. — Спасибо, Рома, что не поругал.
— Ну все, быть нам всем троим теперь счастливыми, — задумчиво произносит Роман, глядя на меня.
А мне даже как-то неловко становится. Может, и нет никакого подтекста в его словах. Может, «всем троим» — это потому что били тарелки все трое, а не потому что… Ой. Не думай. Может, он вовсе не то имел ввиду. Но все равно как-то тепло на душе становится…
Глава 69
Мы садимся за стол только в половину двенадцатого.
— Сколько еды и красиво! — наблюдая за Романом, поджигающим толстые ароматизированные свечи в стекле, говорит Ульяна.
— И правда, много всего получилось, — оценив свои скромные труды, не могу не признать я.
Рома и вовсе руками разводит, демонстрируя тем самым отсутствие каких-либо слов.
Ульяна сидит по другую сторону от Савелия. Мальчик выглядит уставшим, но довольным. Рома предупредил нас о том, что в любую секунду его настроение может измениться. И о припадках, которые порой случаются, тоже.
— А желания загадывать будем? — интересуется Лисицына-младшая, отправляя в рот один кусочек дорогой сырокопченой колбасы за другим. — Надо написать и сжечь. И в бокал. И выпить.
— Ульян, — я улыбаюсь. — Мы уже пробовали с тобой на день рождения. Не сбылось.
— Так потому что надо на Новый Год! — оптимистично выдает она. — Рома, неси бумажки и ручку.
Беркутов послушно поднимается со стула. Я не знаю, по-моему, Уля совсем обнаглела. Она как-то странно на него действует. Вообще он и дети — отдельная тема. Это как будто совершенно другой человек.
— Давайте включим идиотский «голубой огонек» или как там это называется, — предлагает вернувшийся из спальни Рома, отдавая листок и ручку сестре. Находит пульт и включает концерт, который идет по первому каналу. — Мать вечно это смотрит. Каждый год одно и то же, ей богу.
— Можем мультики оставить, — пожимаю я плечами.
— Да не, пусть поют. Правда на эту песню у меня теперь аллергия, — мрачно отзывается он, глядя на Лободу, танцующую в мини платье и напевающую всем известный трек «Твои глаза».
Интересно, она ему нравится внешне? Да стопроцентно да. Блондинка. Вон ноги какие от ушей и грудь большая.
— Лошадь силиконовая, — к моему немому удивлению вздыхает он, потирая ладони. — Поет в принципе ниче так. Щас будем дегустировать все Лисицына. Но сначала Савелия угостим. Да, родной? Тебе правда можно не все.
Минут пятнадцать мы едим, кормим Савву, просто смотрим телевизор и смеемся. Ульяна подпевает Полине Гагариной. Изображает из себя эстрадную певицу, сжимая в ладони пульт. Пляшет, глаза закатывает, волосы игриво назад откидывает.