В итоге, Борис Ефимович Невзоров, собственно директор школы, окончательно потерял звенья той цепочки событий, которую я пыталась озвучить. Прервал мои стенания, попросил всех выйти и оставил в кабинете только нас с Беркутовым. Не впервые мы вот так сидели перед ним. Роман со скучающим видом, закинув ногу на ногу, и раскаявшаяся я — с виноватым выражением лица.
Борис Ефимович сказал, что устал от нашего противостояния, и когда он в очередной раз принялся проводить воспитательную беседу, приводя вполне очевидные аргументы, я и представить не могла, что закончится эта его речь гениальной идеей. Идеей направить нашу неуемную энергию в нужное русло.
Мне вообще это нисколечко не понравилось. Берутов — тоже в восторг не пришел. Фыркая, как взбесившийся еж, он вскочил со стула и заявил, что стекло будет восстановлено, и на этом все.
Я в свою очередь заявила, что за стекло буду отвечать сама. Мы опять начали спорить, и Невзоров, выслушав наш эмоциональный диалог, пришел к выводу, что его затею надо реализовать как можно скорее.
— Станция «Бобрино» — объявляет механический голос.
Я спешно трясу Ульянку. Хватаю сонную сестренку за руку и бегу с ней к выходу.
На улице уже давно темно, народу почти нет.
Страшно. Не люблю я вот так поздно ходить с Ульяной. Всегда переживаю, что в случае чего, не смогу ее защитить, а для меня это — самое страшное на свете.
Петляя меж длинным забором и домами, которые стоят на окраине, мы выходим к знакомой остановке. Последний автобус, судя по часам, должен приехать через пятнадцать минут. На лавке спит пропойца. И, как назло, ни души. Одинокий фонарь освещает территорию, напоминающую пустырь.
Вообще Бобрино — глушь одним словом, но окраина деревни — особенно пугает. Напротив остановки располагается единственный на сегодняшний день функционирующий завод, справа — железнодорожная станция, а по периметру кругом лесополоса.
«Уписаться можно» — непременно прокомментировала бы пейзаж Шевцова. Так-то оно и есть. Не самое приятное местечко.
— Дым страшный, — шепчет Ульянка, показывая пальцем на большую трубу, устремленную в небо.
Я, отслеживающая местоположение принявшего на грудь, на секунду отвлекаюсь. Нервно вскидываю руку и смотрю на часы. Только пять минут прошло.
Мимо проносится автомобиль, оставляя после себя столб пыли. Ульянка кашляет, и я, проклиная идиота, что сидит за рулем, отвожу сестру в сторонку. Но машина, цепляя днищем гравий, сдает задом. И мне это совсем не нравится. Стискиваю покрепче руку Ульяны и бросаю взгляд на дорогу. Автобуса не видно. Людей тоже.
Тревога стремительно разливается по телу, пульс учащается.
Замечаю, что измученная жизнью черная приора в дополнение ко всему, полностью тонирована. И да, я не знаю местных жителей, у которых во владении был бы подобный автомобиль.
Это и пугает…
Глава 7
Переднее стекло опускается вниз, выпуская на улицу орущую из колонок музыку и мужской смех. Я лихорадочно соображаю. Что делать? Убегать? Прятаться в лесополосе? Кричать во все горло?
Пьяница, устроившийся на лавке, ругается матом, явно недовольный тем, что его разбудили. Лыка не вяжет. Мне он поможет вряд ли…
Вздрагиваю, когда открывается водительская дверца. Ульяна сжимает мою ладонь. Боится. И я, если честно, тоже. До адовой дрожи в коленях.
В свете одинокого фонаря вижу лицо парня, направляющегося к нам.
— Илья? — спрашиваю с опаской.
— Привет, родная, — здоровается он и подходит ближе.
Наклоняется, чтобы поцеловать в щеку, но я отстраняюсь, смущаясь.
— Не скучала значит, — смеется низким басом.
Молчу в ответ. С одной стороны, вздыхаю с облегчением. Паровоз. Уж лучше он со своими отморозками, чем кто-то незнакомый.
— Ты с малой к бабке приехала? Почему не позвонила, я бы тебя забрал, — спрашивает, чиркая зажигалкой.
Поджигает сигарету, зажатую в зубах и смотрит на меня колючим взглядом. Мать тоже давно курит, но меня до сих пор раздражает дым и запах дешевого табака.
— Зачем звонить, — говорю, краснея, — Я сама…
— Затем, — злится и перебивает он. — Стоишь тут вся такая красивая почти в ночь. Одна. А вдруг хулиганы обидят, Ляль?
Не могу не усмехнуться. Слышать это от него — просто смешно.
— Ну че, паровоз, долго еще тереть там будешь? — доносится из машины.
— Дай поговорить, а?
— Пацаны ждут, я то че, говори.
— Поехали, довезу вас, — кивает в сторону битком набитой приоры.
— Спасибо, но я жду автобус, — отвечаю вполне вежливо.
— Алена, — склоняет голову влево и прищуривается. — Избегаешь меня?
Да.
— Вовсе нет, — вслух произношу совершенно иное.
— Смотри мне, — предупреждает. — Я теперь, кстати, на колесах. В Москву смогу к тебе наведываться.
— Это еще зачем? — спрашиваю испуганно.
— В гости, зачем же еще? — наклоняется ближе. — Пустишь?
Отступаю на шаг и недовольно поджимаю губы.
— Паровоз, поехали, а? — кричит его друг по прозвищу Кабан. — Тащи уже сюда свою телку.
— Закрой рот, — орет ему в ответ.
— Ляль, — тихонько, почти шепотом. Ульянка.
Тянет меня за руку, и я замечаю свет фар слева.
— Нам пора, — делаю шаг влево, но Илья меня останавливает.
— Завтра приду. Разговор есть.