— Неважно? — его рев разносится на всю палату. — Я ради тебя на все был готов! Зачем… зачем ты это сделала!?
— Рома, пожалуйста, не надо, — глотаю слезы, не могу дышать. Кожа огнем горит в том месте, где ее касаются его пальцы.
— Говорила, что любишь. Там, на озере. В глаза мне смотрела. Ты помнишь все, что там было, м?
— Ром…
Я вспоминаю земляничное поле, купание в реке и то, что было после. Помню. Все помню. Разве могу я это забыть?
— Если бы ты действительно меня любила, не уехала бы вот так.
Безжалостно вспарывает старые раны, посыпая их солью.
— Думай, как хочешь, — начинаю злиться и я тоже. Не понял ничего.
— Уходи, Ален. Не о чем нам с тобой разговаривать, — закаленной сталью звенит его голос. — Ты сама все разрушила. Только ты…
Открывается дверь. В палате появляется Ливанов, и Рома, заметив, как я напряглась, нарочно, из вредности не спешит отпускать мою руку.
Эпилог
Дождь барабанит по карнизу целый день, стихия разгулялась ни на шутку. Ульяна у бабушки, а я провожу свой ленивый выходной, лежа в постели. Даже не ем, такая неимоверная хандра на меня обрушивается. Телевизор выключен, телефон на беззвучном режиме.
Сквозь дремоту слышу трель звонка. Еще и еще. Открываю глаза, приподнимаюсь на локтях и понимаю, что все происходит на самом деле, а не во сне, как мне казалось изначально. Только теперь в мою дверь еще и стучат. Громко. Настойчиво.
Вскакиваю с постели, спотыкаюсь в темноте о собственные же тапки и бросаю испуганный взгляд на часы, когда стук повторяется.
Одиннадцать, какого же лешего? Наверняка это те буйные из сорок четвертой.
— Я сейчас полицию вызову! — угрожаю через дверь.
— Сбрендила, Лисицына? Открывай давай, — доносится в ответ.
Замираю в шоке и щипаю себя за ногу. Вдруг галлюцинация.
— Лисицына, слышишь? Открывай, — повторяет знакомый до боли голос.
Точно он. Сомнений быть не может. Но…
Сглатываю, щелкаю выключателем, зажигая несколько лампочек в коридоре. Выдыхаю и поворачиваю замок.
— А еще дольше ты открывать не могла? — спрашивает недовольно. Как всегда, в своем репертуаре.
— Я уже спала. Ты напугал меня.
— Зайду? — делает шаг вперед.
— Да, — отхожу в сторону и пропускаю его в квартиру. — Откуда ты узнал, где я живу?
— Я с работы, кофе у тебя имеется? — игнорирует мой вопрос.
— Да, — отвечаю растерянно и прохожу на кухню.
Видеть Беркутова здесь — крайне неожиданно, учитывая наш последний, неприятный разговор в больнице.
— Тут живешь значит? — скептически осматривает мою маленькую квартиру. — У черта на куличках. Тебя прямо-таки тянет на злачные места.
— Вовсе нет, просто по цене подошла, — щелкаю кнопкой на электрическом чайнике и возвращаюсь в комнату.
Рома стоит у окна. Руки в карманах, взгляд исподлобья. Откровенный. Такой мужской…
— Доктора своего тоже в таком виде встречаешь?
До меня только сейчас доходит, что я разгуливаю перед ним в короткой, тонкой ночнушке.
— Говорю же, спала, — оправдываюсь севшим голосом.
Он, не стесняясь, рассматривает мои ноги, задерживает взгляд на груди.
— Как ты… себя чувствуешь? — интересуюсь, в защитном жесте обнимая себя за плечи.
— Замечательно снаружи, но отвратительно внутри.
— А следствие? Есть новости?
Он кивает.
— Кто? — всего одно слово, но мы оба понимаем, о чем речь.
— Грановский.
Произнесенная им фамилия заставляет меня широко распахнуть глаза от шока.
— Отца убили по его наводке, теперь вот и меня решил убрать, подмять ведь под себя много лет назад не вышло.
— Боже, — прижимаю ладонь ко рту.
— Чему удивляться. Все кругом предают. Так ведь?
Я молчу.
— Можно? — достает из кармана зажигалку и пачку сигарет, чем несказанно меня удивляет.
— Ты… куришь?
— Да, — распахивает настежь окно. — Курю, пью. Редко, но метко.
— Но ты ведь…
— Ален, — качает головой, — мне больше не восемнадцать, и я уже не тот Рома, которого ты помнишь.
— Ты об этом пришел мне сказать?
— Не терпится прогнать меня? Кого-то ждешь? — затягивается, и я молча наблюдаю за тем, как в полутьме вспыхивает кончик сигареты. — Ну так что?
— Никого я не жду, — вздыхаю раздраженно.
— Вот и я так подумал, — усмехается он. — Свет в окнах не горел. Отправил твоего доктора домой.
— Что? — не верю своим ушам.
Да что он себе позволяет? Мало того, что заявился сюда практически ночью, так еще и…
— Что ты сделал Степе?
— Поблагодарил за то, что помог не отойти в мир иной, а он запросто мог бы меня туда отправить, как считаешь?
— Что ты такое говоришь, — ужасаюсь я.
— Да не трясись ты так, цел твой Айболит и невредим. Ну почти.
Смотрю на него во все глаза. Ухмыляется, запрокидывает голову и выдыхает серый дым в потолок.
— Ты в судьбу веришь, Лисицына? — вдруг спрашивает он, выбрасывая окурок. — Хотел, наконец, избавиться от воспоминаний о тебе и вдруг такое: ножевые, больница, ты… Даже песню ту слышал, представляешь? Совпадение, как думаешь? Или все-таки знак?
«Хотел избавиться от воспоминаний о тебе»
Мне больно слышать то, что он говорит, но я стараюсь держаться и не терять лицо.
— Не знаю, — отвечаю хрипло.
— Подойди ко мне, м?
Это звучит как просьба, и я зачем-то делаю так, как он просит.
— Ближе.