Девочка-лед

— Марин, ну что ты там зависла? — недовольно кричит Грановская, но в ту же секунду отвлекается, заприметив на входе своего парня.

Сивова сверлит меня тяжелым взглядом.

— Иди, заждались тебя. Некому исполнять поручения! — несет меня отчаянно.

Поворачиваюсь к гардербощице и отдаю свою куртку. Только забираю номерок, как чувствую острую боль. Это Маринка вцепилась мне в волосы.

— Я тебе ща шею сверну! — шипит она, дергая к себе сильнее. — Извинилась быстро!

— Отпусти, дура, — пытаюсь отбиться от нее я. В глазах аж слезы встали, такой резкой оказалась боль.

— Алееен, Мариииин, кто-нибудь, помогите! — полицейской сиреной верещит паникующая Харитонова. На язык она остра и сильна, а вот в том, что касается физической расправы — вряд ли.

— Ну-ка хватит! — возмущается престарелая гардеробщица.

— Мышь поганая! — начинает душить меня Сивова, зажав своими ручищами. — Я те язык ща вырву!

Кашляю. Тоже успеваю схватить ее за выбеленные волосы. Как говорится, действую ее же методами.

Марина вопит, но отпускать меня явно не собирается.

— Эээ, Сивова, ты совсем ополоумела? — слышу знакомый голос справа. — Отпусти ее.

Замерла.

В Даню Марина Сивова влюблена давно. Может, именно поэтому она почти сразу же исполняет его просьбу.

— Пусть ток вякнет че-нить еще, Дань! — угрожает, поправляя прическу.

— Уймись, Марин.

Я в этот момент пытаюсь отдышаться. Толпа вокруг нас собралась приличная. Глазеют, улыбаются. Бесплатное шоу пришли посмотреть.

— Ты как? — пищит рядом Харитонова, обеспокоено заглядывая мне в лицо округлившимися глазами.

— Нормально я, — отмахиваюсь.

Князев осматривает меня и убирает с лица волосы, которым удалось каким-то образом уцелеть и остаться на моей голове.

— Пойдемте, до кабинета вас провожу, — толкает нас в сторону лестницы он. — Чего сцепились-то?

— Неважно, — отвечаю мрачно. Говорить о продолжающейся травле мне не хочется.

Прощаемся с Даней до большой перемены и заходим с Харитоновой в класс. В кабинете литературы творится что-то неимоверное. Под потолком гелиевые черно-белые шары, перемешанные с розовыми, в руках у девочек какой-то огромный глянцевый альбом с фотографиями, а на учительском столе торт, на котором сидит съедобная хищная птица — Беркут.

— Чего только не выдумают, — комментирует Саша, читая надписи на шариках.

Среди них явно те, которые от парней:

«Капец ты старик»

«С Днюхой тебя, говнюк»

«Я здесь только из-за торта»

«Все индейцы как индейцы, а ты вождь»

«Ни стыда, ни совести — ничего лишнего»

Похабные пожелания вроде: «Чтобы всегда на двенадцать» и стишки с матами, я даже читать не стала.

Были там и ванильные розовые шары. Явно от женской половины.

«Стильному»

«Великолепному»

«Сильному»

«Лучшему»

От некоторых фразочек прям лицо мое перекосило.

«Ты — космос»

«Ходячий секс»

«Все трусики твои»

Н-да уж…

— Чего встала там, Лисицына, исчезни! — недовольно машет мне рукой Абрамов. — Твой звездный час состоится попозже!

Не успеваю предположить, что он имеет ввиду. Когда раздается звонок в класс неспешно входит именинник в белоснежной рубашке, с повисшей на плече подружкой.

— Сюрприз! — орут пресмыкающиеся, взрывая хлопушки. Грановская при этом снова зацеловывает своего ненаглядного.

— С днюхой, Рома!

Ах да, ну точно. 11 октября. Как я могла забыть, что в этот день на свет появился один мерзкий гоблин, чье призвание — отравлять мое существование.

Конкретно в эту минуту его поздравляют друзья и одноклассники. Ну надо же, как они дружны…

— Чуешь, — кончик носа Харитоновой подергивается.

— Что?

— Так пахнет лицемерие, — ухмыляется она.

— Где жаба? — спрашивает Грановская, имея ввиду учительницу литературы.

— Мы ее временно закрыли в подсобке, — гогочет Пилюгин, кивая на дверь. — Да ща откроем.

Какой кошмар!

Возмущенная Ирина Михайловна оказавшись на свободе пытается угомонить класс, но ничего толком не выходит. Они издеваются над ней как могут. Апогеем становится предложение прочитать вслух похабные стишки, написанные на шариках и как литератору их оценить.

Круто развернувшись на каблуках, Ирина Михайловна уходит. За классным руководителем или завучем, видимо.

Беркут сгребает все ленты от шаров и открывает окно. Ловко взбирается на подоконник, спрыгивает, оказывается на улице и тянет воздушные украшения за собой. Ребята смеются и вылезают следом за ним во двор.

— Идиоты, — мы наблюдаем, как Беркутов под всеобщий ор и свист запускает в небо шары.

— Чихать он хотел на то, что урок идет.

— Зато им весело, — жмет плечом Витя Цыбин. Еще один мой собрат «нищеброд», не вписавшийся в золотую компанию.

Весь день одноклассники обсуждают грядущий праздник, который состоится вечером у Беркута дома. Они галдят в предвкушении, обсуждая предстоящую вечеринку, а еще рассуждают на тему, что подарить человеку «у которого есть все».

Мне бы их проблемы.