Девочка-лед

— Алена! — начинает заводить свою шарманку Элеонора Андреевна, наш классный руководитель, но я ее уже не слушаю.

Не до Циркуля сейчас, вот честно. Налетаю на уборщицу, которая держит в руках ведро. Оно опасно покачивается, и вода разливается по полу. Женщина начинает громко возмущаться и причитать. Извиняюсь за свою неосторожность и бегу по коридору.

Игнорируя крики Пельш, доносящиеся мне в след.

Не обращая внимания на тех, кто наблюдает за моим побегом.

Стараясь не слышать голос Беркутова.

«Стой, Лисицына!»

Второй этаж. Ступеньки. Первый. Холл.

Залетаю в женский туалет. Слава богу, никого.

Кабинка. Щеколда. Безопасность.

Божечки…

Я обессиленно оседаю на холодную плитку пола. Вот прямо рядом с унитазом, но какая ж сейчас разница, когда внутри все кипит от злости, негодования и чего-то еще… Сердце ухает где-то в печенках, кровь стучит набатом в ушах. И щеки жжет нещадно. Будто горячим воском растерли.

Исчадие ада. Ненавижу!

Смятение. Неловкость. Замешательство. Стеснение. Все это падает на меня градовым дождем.

Подношу руку ко рту и ребром ладони вытираю губы. Тру остервенело. Только разве можно стереть печать такого позора? Это же просто конфуз века!

Негодяй. Подлец! Бармалей!

Реву опять. Не могу себя взять в руки и все. Дышу часто-часто. Прямо вот до сих пор перед глазами это его лицо. И руки как будто все еще на мне. Сжимают, к себе притягивают.

Волна тягучего стыда затапливает меня с головой.

Мерзавец! Садист!

Слышу вибрацию старенького телефона. Лезу за ним, просто чтобы отвлечься. Дрожащими пальцами достаю свою Моторолу из кармана. Едва не уронила, растяпа! Перед глазами на секунду все плывет. Сморгнув настырные капли с ресниц, смотрю на светящийся экран.

«Данька».

Я и забыла, что мы собирались пойти к нему домой.

«Ален, ты где? Мы с Паштетом ждем тебя у школы»

Нет, нет и нет. Вот в таком виде прикажете идти? Обессиленно роняю голову на колени. Зажмуриваюсь до прыгающих перед глазами кругов.

ТРЕКЛЯТАЯ ПТИЦА! Убирайся из моей головы!

Отправляю Дане сообщение, пока искать меня не отправились. Обещаю, что сама приду к нему, пусть не ждут. Мол задержалась на дополнительных занятиях. Слава Всевышнему, получаю в ответ только короткое «ладно». Мне хорошо известно, что Князев не любит ожидание. И это мне сегодня как никогда на руку.

Минут пять сижу, раскачиваясь, словно душевнобольная. А потом все же беру себя в руки. Встаю. Отряхиваю и поправляю юбку. Успокоилась вроде немного. Подышала. Слезы даже почти высохли. Злость пеплом осела в груди, и на смену ей пришла пустота…

Ухо прикладываю к двери. Ни шагов, ни голосов. Выбираюсь из своего убежища. В зеркало бросаю короткий взгляд. Красная, как помидор, и глаза припухли. Склоняюсь над раковиной и открываю холодную воду. Блаженно замираю.

Жаль, что нельзя смыть вот так запросто с себя эти его поцелуи…

*********

Данила Князев живет в центре Москвы. Довольно близко, надо сказать, от нашей школы. Что, безусловно, является плюсом. Красивый пятиэтажный дом старого образца, с памятной табличкой на входе. Очень симпатичный на вид. Причем и снаружи, и внутри. Здесь даже консьержка есть! Вот уж чему я удивлялась, побывавши здесь впервые.

— Ну наконец-то! — приобнимая меня за плечи, говорит Данька, встречая у входа. — Валентина Петровна, это ко мне.

— Ясно Данечка, ясно, — качает головой приятная седовласая женщина, окидывая нас любопытным взглядом из-под своих очков.

— Здравствуйте, — вежливо здороваюсь я.

— Добрый день.

Данька подталкивает меня к лестнице, и мы поднимаемся на второй этаж.

— Чего так долго, Ален? — интересуется недовольно, открывая дверь. — Паштет уже почти все твои эклеры слопал!

Эклеры… Наивкуснейшие воздушные пирожные с кремом.

— Я все слышу! — выныривает Аверин из коридора. — А чего так долго-то?

Еще один… Прямо допрос с пристрастием!

— Занималась, — отвечаю размыто.

— Давай повешу, — отбирает мою старую куртку Данька. — Проходи. Паштет, чай Аленке организуй! Или какао, ты что хочешь? На вот тапочки.

— Какао, если можно, — благодарю и смущенно улыбаюсь.

Уже спустя минуту, Пашка ставит передо мной чудесный горячий напиток. Как в рекламе про зайца Несквик. Ульянка его обожает.

На сердце кошки скребут. Скорей бы уже увидеться. Да и болеет. Переживаю. Хоть срывайся в Бобрино, да нельзя ведь, сама много пропустила. За голову хватаюсь сколько всего нужно нагнать. И это притом, что в больнице я старалась заниматься самостоятельно.

— Рассказывай, Алешка, как себя чувствуешь? — толкая меня локтем, спрашивает Паша.

— Да неплохо вроде, спасибо.

— А чего такая… бледная? Как поганка!

— Будто моя кожа когда-то имела другой оттенок, — отмахиваюсь от него я. — На Карибах не бываю…

— И худая. Гляди, почти прозрачная! — восклицает, хватая меня двумя пальцами за запястье.

— Паш, ну хватит, — прошу, снова чувствуя смущение.

— Ален, а это, — мнется Аверин, почесывая затылок. — Дома-то как?

— Нормально, — пожимаю плечами.

— Ален, а твоя мама… Она давно пьет? Просто ты не рассказывала…

Не рассказывала, конечно. Это не то, чем хочется делиться. Пусть даже и с лучшими друзьями.