Девочка-лиса

Она опускает глаза.

– Волк… Лиса… –  она чуть заметно улыбается. –  Что же с нами стало? Как же все дошло до такого?

Она выглядит измученной.

– Помнишь нашу последнюю встречу, помнишь, что просил меня тогда сделать? Я это сделала. Я взяла один из тех старых охотничьих ножей в рыбацком сарайчике у церкви. А потом пошла к нему для окончательного разговора.

Она плачет, сглатывает слезы и утирает те, что стекают по подбородку.

– Но он просто отмахнулся от всего, посмеялся, как будто все было какой-то нелепой случайностью… А потом проделал это снова. Меня стошнило, когда он кончил. Я хотела перерезать ему горло. Но не смогла… Я не справилась.

Она заправляет за ухо непослушный локон. Когда она вновь заговаривает, голос звучит слабо и монотонно:

– Я пошла в больницу, чтобы из меня извлекли то, что начало расти во мне. Но там явно работал кто-то из маминых знакомых, ей позвонили. И мама пошла к этой стерве Рооз, которой нас еще заставляли писать благодарственное письмо после лагеря. Потому что она за все там платила, помнишь? После этого они и устроили все это…

Она обводит рукой кровать и бутылки с водой.

– Сказали, что я должна сидеть здесь. Что помогут мне не чувствовать себя так плохо. Помогут полюбить это, избавиться от всего во мне, что хочет ему навредить. И снова притащили Ребекку. Она пришла с кучей всяких таблеток и всякими другими штуками, сказала, что я должна пить витамины.

Мия колеблется какое-то мгновение, потом ее взгляд становится холодным.

– Вначале Ребекка была такой милой. Я даже попыталась поговорить с ней на прошлой неделе, когда мы остались одни. Но она не захотела слушать, она была такой жесткой и странной. А когда я ей сказала, что расскажу обо всем тебе и полиции, она разозлилась и сказала, что я только расстрою тебя, и все. А потом все стало еще хуже. Они начали меня запирать, я больше не могла выходить отсюда. И еще всякое. Ты про это в других записях увидишь. Но теперь я себя вытащу, я сбегу отсюда и положу фильмы в нашем с тобой тайнике. Я пошлю тебе сообщение, прежде чем разбить телефон, так что ты их точно найдешь.

Она берет в руку плеер.

– А вот это я положу в пакет, ты его найдешь и посмотришь их все.

Она теребит цепочку.

– Это самый красивый подарок, который мне когда-либо дарили. Из папиного любимого фильма. Я обычно забиралась к нему на диван, и мы его вместе смотрели, когда мамы не было дома… Я положу ее вместе с дисками, ты получишь ее назад, потому что мне она больше не понадобится. Я отправлюсь в самое прекрасное место на свете. Помнишь, как мы сбежали как-то ночью из усадьбы, уехали на великах и купались там? Вот там я свое тело и оставлю.

Она смотрит прямо в камеру, улыбается, но лицо ее ничего не выражает.

– Я люблю тебя, –  произносит она. –  Увидимся в том мире.

Все собираются в комнате для допросов. Экен закрывает за собой дверь и мрачно смотрит на свою опергруппу. Все молча ждут, чтобы кто-то начал говорить первым.

Этот рассказ Мии останется с ними на всю жизнь. Санна помнит, как медленно и осознанно она тогда делала все на записи самоубийства. Ни спешки, ни сомнений.

– М-да, –  произносит Экен со вздохом. – А где, кстати, Алис?

Никто не отвечает.

– Ладно. Начнем, пожалуй. Даже не знаю, что сказать. Санна, может, ты? –  он ободряюще кивает в ее сторону.

– Да, как тут начнешь после такого? –  отзывается она. Потом повышает голос. –  Хольгер Кранц, как теперь понятно, насиловал Мию, он делал это неоднократно, когда она была ребенком. Мы не знаем точно, когда это началось, но это явно происходило и до, и после истории с лагерем. Когда Мия была в лагере «Рассвет», ей было семь лет. Семь. Когда несколько лет спустя она пришла к нему с обвинениями, он совершил это снова, и она забеременела.

– Мия Аскар желала не просто умереть, она хотела сообщить кому-то, почему она предпочла смерть. Она говорит со своим ровесником, упоминает старшую школу и вспоминает о лагере. И называет его волком.

В комнату заходит администратор и шепчет что-то Экену на ухо. Экен просит прощения и быстро выходит в коридор. Санна разочарованно смотрит ему вслед, но все же продолжает:

– Тот, с кем беседует Мия, и есть мальчик, который изображал волка в лагере. Видеозаписи, которые мальчик получил от нее, были найдены на двух из четырех мест преступления, причем их, судя по всему, показывали жертвам перед смертью.

Она подходит к магнитной доске с материалами по убийствам и указывает на фото, снятое в лагере.

– Учитывая все это, у нас есть серьезные основания предполагать, что подозреваемый в убийствах –  подросток.

Возвращается Экен. Санна не понимает, что такое важное могло заставить его покинуть кабинет посреди обсуждения. Именно этого обсуждения.

– Продолжай, –  произносит он.

– Хорошо. Я сказала, что есть только один человек, которому могли быть адресованы записанные Мией видео, и это мальчик из лагеря.

Экен одобрительно хмыкает.

– Можем ли мы прибегнуть к помощи журналистов? –  спрашивает Санна. –  Чтобы найти его… Кто-то ведь мог бы его узнать.

Прежде чем Экен успевает что-то ответить, Эйр хлопает ладонями по столу.