Девочка моя, или Одна кровь на двоих

– И знаете, – остановила ее Машка, когда девушка уже отходила от столика, – пожалуй, бокал сухого белого вина. Какое у вас есть?

– Всякое. Принести карту вин?

– Давайте без карты обойдемся. Чилийское.

Девушка кивнула.

«Что-то ты, Марь Владимировна, пить-курить взялась. Вразнос пошла или балуешься?» – попыталась выяснить свой «облико морале» Машка.

А-а, да бог с ним, с морале!

Воспользовавшись полным отсутствием посетителей – немецкие пенсионеры не в счет, в российской глубинке им, пожалуй, лучше сидеть «тыхесенько», – Машка развернула кресло боком к столу, подтянула второе кресло, порывшись в летней пляжной кошелке, достала сигареты, зажигалку, бросила кошелку на соседнее кресло, взгромоздила на нее ноги, переплетя в лодыжках, надела солнцезащитные очки, выпила разом полчашки кофе, принесенного быстренькой молодой официанткой, и с удовольствием закурила.

Эх! Хорошо!

Ну может позволить себе немного relax, а по-нашенскому – расслабухи тридцатичетырехлетняя профессорша, первый раз за десятилетия выехавшая на отдых?

– Демонстрируешь дурные манеры? – попенял до отвращения знакомый голос.

Не судьба-а! Для расслабухи вы, Мария Владимировна, видать, не созрели!

Маша позу не изменила, допила неторопливо кофе, затянулась, сняла очки и медленно повернула голову в сторону мужа. К счастью, бывшего!

Он был хорош, хорош!

В летних светлых брючатках, в рубашке с короткими рукавами навыпуск, удачно прикрывающей пузцо и отяжелевший от должностной сидячей работы и пристрастия к гурманству задок, накинутый на плечи свитерок с нарочито небрежно завязанными спереди рукавами, летние туфли – все одного торгово-бутикового заведения, дорогой одеколон, очки, часы в ту же смету, волосок к волоску, маскирующие плешинку.

Хорош, хорош!

Машка не ответила. Хотела было указать направление его дальнейшего прогулочного движения с уклоном в эротику, но передумала.

Раньше сядешь – раньше выйдешь!

Он рвался поговорить – заселился в пансионат каким-то образом, ее не волновало, куда и как он там заселился, она второй день от него скрывается.

Ну, пусть выскажется и едет домой. Домой!

Прибыла вторая порция кофе и вино. Неодобрительно поднятая бровь бывшего – слава тебе, в который раз, господи! – мужа поднялась на бокал с вином.

Он сел за ее столик, сделал заказ.

Маша отпила вина, докурила сигарету и ткнула в пепельницу, принесенную официанткой вместе с ее заказом.

– Нам надо поговорить! – объявил тему дня Юрик, когда девушка отошла от столика.

– Мне не надо, – отозвалась Машка, обозревая речные дали, поля-леса, холмы-пригорки, перспективу, как говорят художники.

Смешно до грустных слез – ей было безразлично, чужой, неинтересный, малоприятный мужчина – о чем говорить?

Как? Каким непостижимым образом в один день человек, с которым она прожила пять лет, мог стать совершенно чужим, неприятным?

И только – неприятным, никаких глубинных чувств: ни ненависти, ни обиды, ни обвинений, ни злости. Ничего!

Пусто!

«В душе так пусто, как в соборе, когда в нем овощи хранят!» – подкинула память к ее размышлениям строчку из дементьевских стихов.

– Я думаю, что за этот месяц ты успокоилась и поняла, что нельзя так сразу, с кондачка, разрушать то, что сложилось за пять лет! – изрек Юрик явно домашнюю заготовку.

Машка не удивилась бы, если б узнала, что и конспектик имеется.

И витиевато, как «с кондачка», с завуалированной формой обвинения.

Или прямой формой обвинения?

Он всегда так строил фразы, о чем бы они ни говорили – о погоде, еде или его носках, чиновничий интеллект обвинял, указывал, поучал.

Господи боже мой! Как она прожила с ним пять лет?! Куда смотрела, чем слушала?!

Коматоз, не иначе затяжная пятилетняя кома.

«Не начинай, Мария Владимировна, все ты уже обдумала, выводы сделала еще месяц назад! Никуда не смотрела – работала! Хорошо хоть пять лет, запросто могло быть и больше!»

Она запила вином мысли, ставшие щелочно-кислотными, разъедающими, и закурила еще одну сигарету.

– Ты стала курить, да еще так много.

Охо-хо-шеньки, господи, ох-хо-хо!

Маша не смотрела на него, испытывая новый прилив желания настойчиво предложить ему туристический индивидуальный маршрут все с тем же эротическим уклоном.

Но удержалась и на этот раз – не оберешься! Лекция на тему ее открывшейся истинной сущности мало прельщала, посему и ответила почти равнодушно:

– Да поняла! Надо было развестись гораздо раньше!

– Давай обойдемся без актерства, – начальственным тоном потребовал Юрик. – Я понимаю, тебе неприятно и ты обижена, но, Мария, ты интеллигентный и весьма образованный человек, зачем опускаться до балагана!

Да что вы говорите?! Раньше все ее регалии и звания не считались поводом подозревать в ней наличие интеллигентности и образованности.

Между прочим, кончилась та Машка, теперешней Марии Владимировне вся эта чушь надоела!

– Так, Юра, хватит! Поговорили – иди! Свободен! – произнесла она профессорским тоном безнадежному двоечнику.

Юра спокойно отпил кофе. Она и не заметила в своих созерцаниях «перспективы» водной глади и омываемых ею берегов, когда принесли его заказ.