Девочка на джипе (сборник)

Родное подворье, проданное беженцам из Карабаха, неузнаваемо преобразилось. К дому достроили тамбур. Крыша блестела профнастилом. Дощатый забор закрыл крыльцо. С волнением ступил Андрей Петрович на спорыш, выщипанный утками. Старая вишня-рогатуля маячила верхушкой с огородной межи. Вспомнилось, как сажали ее с отцом… Сколько раз уезжал он отсюда и возвращался! Сколько пережито здесь и потеряно! Этот кусочек донской земли был для него центром планеты! Был… А сейчас раздавалась тут непонятная речь, плакал младенец. Разочарованно кольнуло сердце, точно ошибся адресом…

Вот он, сначала пологий, а затем все более крутой подъем с полосой асфальта, ведущего к хуторскому кладбищу. Взгляд как-то сразу охватил на всхолмье это сонмище остроконечных железных оградок, кустарников и крестов, памятников, холмиков, украшенных пластмассовыми цветами, веночками; между могил – бурьянную дурнину, лохмы конопли и полынные стежки. Погост, однако, разросся невероятно! И, выйдя из машины, исподволь поддаваясь той щемящей тоске, которая овладевает на кладбище, Андрей Петрович сделал крюк, прежде чем нашел две спаренные металлические пирамидки с крестами, выкрашенные серебрянкой. Глаза скользнули по ним, различили фамилии и замутились… Он плакал, будто заново переживая потерю родителей, ощущая свое сиротство, безвозвратность всего… Когда-то и его утеснят в обтянутый тканью гроб, забьют крышку гвоздями и опустят в вечный мрак…

Андрей Петрович смахнул слезы, трезвея от ужаса представившегося, и огляделся. Гробнички поросли травой и выгонками сирени. Никто не появлялся здесь с пасхальных дней. Он вернулся к машине, взял нож и под корень вырезал побеги. Тяготило, что приехал с пустыми руками, хотя и мог купить букеты в станице. Впрочем, суть не в условностях. Главное, что приехал он сюда, и уедет не с пустым сердцем…

К аржановскому куреню Андрей Петрович подъехал без четверти три. Времени оставалось в обрез. Он вылез из машины, захватив пакет с айвой.

Солнце дробилось в кроне вербы, парусящей на ветру. Из палисадника тянуло календулой. Андрей Петрович подошел к калитке. И тут же попятился, заметив овчарку. Она с разбегу шибанулась о планки, вздыбилась, щеря пасть. Однако покорно отскочила, услышав зов хозяина:

– Пальма, цыть! В будку! Кто тут?

Согбенный, подряхлевший дядька Аким, шаркая калошами, вышел из-за времянки.

– Дядь Аким! Неужели не признал?

Старик закрыл собаку в будке и поковылял навстречу. Немощь остановила его на полпути, он ухватился рукой за ветку яблони.

– Голос знакомый… Зараз глазами обнищал.

– Да я это, Андрей! Родню встречайте!

– Андрюха?! Приехал, растудыть его мать! Ну, заходь. Собачку не бойся. Один, чи с бабой?

Обнялись и по-казачьи троекратно поцеловались. Вблизи выглядел дядька еще жальче – морщинистый, беззубый, бледный. Огорчило и выражение глаз его, подслеповатых и как будто недоуменных. Держась за руку, дядька повлек гостя к столу под яблоней. Заученным жестом нашарил на нем пачку «Нашей марки», вытряхнул и прикурил сигарету от пластмассовой зажигалки, на шнурке висящей у него на шее. Усадил племянника рядом на табурет.

– Вот какой я, Андрюха, теперича! Обжнивок! Ноне на этом свете, а завтра неведомо… Дашу, супружницу мою, третий год как поховали… Рак проклятый замучил… – старик прослезился, рукавом рубашки стал вытирать, шурша щетиной, лицо. – А тут и Танька, ее сеструха, отмучилась. Задержался тольки я. Один на весь хутор фронтовик… Ты голодный? Нагреть борща?

– Молочка бы домашнего.

– Оно у нас завсегда домашнее, – засмеялся, вдруг изменившись в настроении, старик. – В холодильнике стоит, в кухне. Пей, сколь хошь.

Андрей Петрович налил из бидончика холодного отстоявшегося молока полную кружку. Выпил его, слегка отдающего полынью, жадно и всласть.

– Наши на собрании! – поведал дядька, когда Андрей Петрович взбодренным вернулся во двор. – Хуторцы митингуют, не отдают землю. Депутата вызвали. Чистая революция! Да-а… А какой же ты есть? Дюже потолстел?

– Наоборот, похудел. Сердце барахлит.

– Это учительство выходит! Внукова жинка, Лариска, химии обучает. Кажин день плачет! Не детки пошли, а чертячьи выродки. Прямо на уроках матюкаются, дерутся, пиво пьют. А главное, к учебе без внимания! Оно и понятно, зачем голову ломать, коли ценят не по знаниям, а по доходному месту? Гибнет молодежь. Тыняется, не ведая, как силы приложить. Ну, бог с ним… Ты, должно, и не ведаешь, что Ваня при одной ноге?

– Как – при одной?

– Отчекрыжили правую. Догулялся! Твердил я ему: не лезь ты в атаманы. Не послухал! Форму себе пошил за три тыщи! Организовал казачье общество. А толку? Походили по хутору, попугали собак – и угомонились. Властям это казачество без надобности, ишо стали к сыну прискипаться, что люд баламутит. А он только болезню себе нажил и – всех делов! По-первах большой палец почернел, опосля на ступню перекинулось. Мы таких напастей сроду не знавали. А всё почему? Тарелки летательные кружат.

– А причем НЛО? – усмехнулся Андрей Петрович, взглянув на часы. – Существование их пока не доказано.