Девочка на шаре. Когда страдание становится образом жизни

Потом стал бить все чаще. За тройки – у нее все математика никак не получалась, если подгорело что-то, в магазине не удалось купить ничего мясного, убрала недостаточно чисто. Если без ремня, то не больно. И если трезвый, то бьет коротко, ну звезданет один раз и все. Вот если напился сильно и озлобел, тогда да… Тогда только бежать, хорошо, если сосед дядя Витя работал не в ночную смену. У него отсидеться можно было. Он, кстати, и научил ее многому: борщ варить и котлеты крутить. Если мяса удавалось добыть да хлеба побольше подмешать, то получался знатный фарш, и котлет тогда много выходило. Он один жил, дядя Витя. Почему-то у него не было жены. Добрый был, но отца боялся. Да кто его не боялся-то? Весь подъезд по струнке ходил. Он же в следственных органах работал.

Беспечность. Нет, она не помнит такого. Наверное, это было не с ней, с кем-то другим.

Москва тогда показалась ей раем. Как же она хотела поступить в университет и жить в общежитии, кто бы знал! Но он тогда дал деньги на дорогу с условием, что она будет жить у тетки. «Что ты думаешь, уехала в Москву и давай развлекаться?» Развлекаться, видимо, было большим грехом, таким, что даже представить ей было трудно. И тут он не прогадал, знал, какие условия ставить, – жизнь у тетки развлечением никак было не назвать. Бояться у нее уже не было сил. Да тетка и не била ее никогда. Делать приходилось то же, что и дома, – убирать, покупать продукты, стирать, готовить. Только все уже гораздо легче: она и постарше, и в Москве с продуктами полегче. В первый раз зайдя в большой гастроном, она заплакала. Если бы столько всего было в их магазинах, пока она росла, ей не надо было бы так бояться, что нечем будет накормить отца. Здесь же столько всего, готовь что хочешь.

Ада Валерьевна. Тетя Ада – звучало бы слишком прямолинейно, поэтому она звала ее по имени-отчеству. Завкафедрой на юридическом. Нет чувств. Нет компромиссов. Нет семьи, детей и человеческих желаний. Только задачи, которые нужно решить. Только цели, которые надо поставить. Непреклонна, неутомима, несгибаема. Зато предсказуема. Все ее требования понятны, отношение – прозрачно, реакции – логичны. Она, Инга, – неразумная сирота-провинциалка. Учится на факультете имбецилов. Ни к чему не годна, разве что к домашней работе, которой заниматься все равно надо, а уборщице-хозяйке платить дорого.

Она делает это все не потому, что жалеет «сиротку» или помогает брату, а потому, что «если где-то и учиться в этой стране, то в Москве и в МГУ». Хотя журналистика – это не профессия. Москва – шанс для любого провинциала, в том числе для ее не очень умной племянницы. Та может хотя бы попробовать чего-нибудь добиться.

Но как только тем весенним днем она сказала: «Я выхожу замуж», – Ада Вальерьевна ответила, не оборачиваясь: «У тебя двадцать минут, чтобы собрать свои вещи и покинуть мою жилплощадь». С этой секунды Инга перестала для нее существовать.

И все равно ей никогда не было так тяжело, как в детстве, и никогда не было так страшно, как тогда. Пока не родился Степка. Вот тогда она поняла, что такое настоящий страх. Уставать или бояться за свою жизнь стало казаться чем-то незначительным и привычным в сравнении с тем ужасом, что охватывал ее при мысли о том, какую боль может переживать ее сын, в какой опасности он может находиться, если ярость его отца опять «выйдет из берегов».

Что-то непереносимое и острое она ощущала внутри при мысли о том, что он испытает хотя бы малую часть ее одиночества, страха и беспомощности перед жизнью. Долгое время ей казалось, что ее забота и любовь могут оградить его от этого жестокого и непредсказуемого мира, что пока она рядом, с ним ничего плохого не может случиться. Она все возьмет на себя. Все ужасы и несправедливости мира достанутся ей, не сыну – ей. И тогда он будет спасен.

* * *

Изучение вопроса о том, как обстоят дела с домашним насилием в России, не заняло у меня много времени, но впечатлило. Страна, как по многим другим пунктам, наравне с теми малоразвитыми государствами Африки и Ближнего Востока, в которых не приняты специальные законы против домашнего насилия. Проблемы на государственном уровне как будто бы не существует. Законодательство не занимается предупреждением или профилактикой насилия, лишь подключается при работе с последствиями. Как многими острыми проблемами в России, вопросами семейного насилия занимаются в основном энтузиасты при незначительной государственной поддержке.

Как я и предполагала, даже при отсутствии надлежащих законов помочь Инге и Степке юридически оказывалось проще, чем психологически. Перестать считать насилие нормой – вот что трудно будет преодолеть. В этой стране такие, как я, кто ужасается насилию, согласно статистике, в удручающем меньшинстве. Значительно большая часть считает насилие нормой, на подсознательном уровне, возможно, даже чем-то выгодным, потому что каждая вспышка насилия заканчивается раскаянием, сильной виной и «улучшением поведения» со стороны насильника. Боль, унижения и страдания являются для жертв естественной средой обитания.