Девочка на шаре. Когда страдание становится образом жизни

Мы шли к метро в полном молчании, под звон моих осыпающихся надежд. Мне было так больно и грустно, так жаль как будто потерянных дней своего отпуска, последний из которого заканчивался завтра. Захотелось прийти домой, укутаться пледом, отвернуться к стене и лежать. Лежать до тех пор, пока появится хоть какой-то смысл, ради которого мне захотелось бы подняться с постели. Лучше, конечно, как можно более великий, который вернул бы мне энергию, веру в человечество и желание жить. Пока я ощущала лишь безмерную усталость и невероятную горечь, которые захватили меня столь сильно, что я, как в детстве, стала мечтать о какой-нибудь волшебной катапульте, которая бы в один миг перенесла меня на диван, минуя эту долгую дорогу в метро, наполненную нашим напряженным молчанием.

На следующее утро, вяло борясь с пустотой внутри, я все же посетила фитнес-клуб, бассейн, потом еще были стоматолог, парикмахерша и маникюрша. Дела и привычные заботы заполнили этот день, а потом и последующие. Ощущение, что не стоило так рьяно вмешиваться в чужую жизнь, день ото дня только крепло, отзываясь внутри горьким послевкусием.

* * *

Где-то дня за три до Нового года мне вдруг позвонила Елизавета:

– Арина, вы будете завтра на открытом уроке? Вы не могли бы взять вашу камеру, мы хотим с двух заснять, чтобы лучше было видно.

– На уроке чего, Лиза? – Моя голова забита работой, и я с трудом пытаюсь понять, о чем идет речь.

– Как чего, кулинарии, конечно. Завтра же праздник открытия кухни в центре, и Энрике приезжает с открытым уроком. Не может же такого быть, что вы про это забыли.

– Эээ, не то чтобы я забыла, я как-то выпала немного из всех этих событий, закрутилась.

– Ну как же, Степан вас так ждет. Видите, как удачно, что я вам позвонила. Так вы будете? Могу я рассчитывать на вашу камеру? Надо, чтобы кто-нибудь снимал с другого ракурса, я-то буду переводить.

– Лиза, во сколько это будет? Я пока не могу сказать тебе точно. Я сейчас вся в делах, и голова занята совсем другим. Ничего, если я тебе ближе к вечеру перезвоню? На камеру можешь рассчитывать в любом случае. А самой мне надо сначала собраться с мыслями. Хорошо?

Я снова погрузилась в работу и вспомнила о разговоре, лишь обессиленно вывалившись из офиса в темную и стылую Москву. Решила набрать Варьку:

– Привет, дорогая, как твоя жизнь? Ни от чего важного не отвлекаю?

– Да нет! – В ее трубке слышится такой шум и гам, что удивляюсь, где она нашла такое оглушительное место. – Я тут у Ленки, решаем, в каком платье ей завтра пойти.

– У Ленки! – Я улыбаюсь, вот что напоминает мне этот галдеж. – Куда она завтра собирается пойти?

– Ну как куда? На праздник открытия кухни.

– Ленка? С чего вдруг? Все, похоже, в курсе, кроме меня.

– Как с чего? Слушай, ты далеко? Может, подъедешь, поможешь нам выбрать.

– Да что за сложность-то, она же не на прием к британской королеве собирается.

– Ну как сказать… А, ну ты ж у нас не в курсе. Слушай, тебе точно стоит приехать. Давай же, чего ты такая замороченная?

– Я замороченная? Да нет, просто уставшая, как старый египетский раб, и голодная, как сто китайцев. У Ленки ж ни отдохнуть, ни поесть…

– Да есть что поесть, я суши заказала, уже привезли, и торт принесла с собой – мальчишек порадовать, так что давай приезжай, накормим твоих китайцев.

По дороге я пыталась представить, в курсе чего я могла бы быть, – никаких свежих идей в моей отупевшей и тухлой к вечеру голове не рождалось.

Ленкина квартира после смерти мамы значительно преобразилась – прежний хаос, ютившийся ранее в одной половине квартиры, распространился теперь на каждый сантиметр пространства, легко устранив прежние различия между чистотой в материнской «половине» и переизбытка и хаоса в другой ее части.

Теперь квартира была относительно равномерно завалена всякими вещами, игрушками и прочими предметами иногда загадочного предназначения. Как всегда, жизнь в этом доме сопровождалась громкой какофонией: собачьим лаем, детскими перепалками, дико раздражающими своей повторяемостью звуками компьютерной игры. К этому прибавился еще оглушительный рэп – старший, видимо, окончательно вошел в пубертат и неистово самовыражался через музыку, которой он самозабвенно подпевал и «йо»-подтанцовывал, соответственным образом коряча пальцы. Короче, дурдом и цирк, вместе взятые, на выезде, точнее, в сорокапятиметровой «двушке».

Среди всего этого веселья я увидела Варьку, как всегда успокаивающую меня своей медноволосой красотой и уверенностью, сквозящей в каждом ее грациозном жесте, и Ленку, потерянно бродящую среди разбросанных повсюду платьев.

– Идем, покорми меня, заодно все и расскажешь, – молю я Варьку, увлекая ее в кухню, норовя прикрыть за нами двери, наивно думая, что так станет хоть немного потише. Только я поднесла кусочек тунцового ролла, щедро вымоченного в соевом соусе, ко рту, как дверь с оглушительным треском распахивается, и на пороге появляется малец с каким-то немыслимым оружием, грозно произнося надлежащим басом для пущей убедительности:

– Сдавайтесь! Вы обнаружены! Вы в лапах космических пиратов! Быстро оружие на стол!