Девочка (не) Джеймса Бонда

— Анечка, если бы ты его видела, — бабушка закатывала глаза, — красавец был! Высокий, статный, глаза голубые, но с восточной миндалинкой. Волосы темно-русые, прямые, но невероятной густоты! Вроде бы на первый взгляд очень похож на европейца, но миндалевидный разрез глаз и высокие скулы сразу выдавали в нем жителя Ближнего Востока. Ты от него полностью взяла форму глаз и скул. Настоящие ливанские арабы из аристократических семей все светлые и очень породистые. Приехал к нам из Бейрута учиться в военном училище. А как на нем сидела военная форма! А какой он был образованный и милый! Мы поначалу никак не могли выговорить его имя. Да и никто не мог. Его звали Сахид — аль — Алин. И фамилия: Аль-Шамс. Так вот когда он решил остаться здесь и женился на твоей маме, то из уважения к нам всем поменял имя на Владимира, потому что по-нашему Сахид — аль — Алин — это Володя. А фамилия его в переводе означает: солнце. Вот он и взял фамилию Солнцев. Поэтому ты, Аннушка, тоже Солнцева, а не прости меня, господи, Рыкова по отчиму. Достойнейший был человек! Не то, что Васятка, — она бросала презрительный взгляд на отчима. — Прав был Михаил Афанасьевич Булгаков: порода — она всегда чувствуется. И вопросы крови — самые сложные вопросы в мире!

— Этот кошмар, как ты соизволила выразиться, — тут же вмешивалась в разговор мама, — строил дом так, чтобы у тебя в нем была своя отдельная, большая и очень удобная комната на первом этаже, с выходом в сад. Чтобы ты, мама, на лужайке цветочки нюхала! Так ты предпочитаешь ютиться в крошечной квартирке в загазованной Москве, лишь бы не признать, что Вася о тебе забоится.

— Я тебя умоляю! — прижимала руки к груди бабушка, — он о себе заботится. Всё надеется, что я помру, так меня через сад будет удобно выносить. Не дождётся! Я предпочитаю жить в Москве, рядом с народом. Как все пролетарии.

— Мама, что ты несешь? С каких это пор потомственные московские врачи в десятом поколении стали пролетариями?

— С тех самых, как жили на зарплату, не воруя! — воинственно возражала бабушка. — Это откуда у государственного чиновника, пусть даже из минобороны, такие деньги, чтобы отгрохать трехэтажный коттедж в элитном поселке, а? И моя внучка Аннушка со мной согласна. Поэтому и живет со мной в нашей маленькой, но гордой квартире, а не здесь в нахапанных хоромах!

— Ты невыносима! Невыносима! — рыдала мама.

— Да, я невыносима, — соглашалась бабушка, — потому что вы меня не вынесете ногами вперёд через ваш этот сад!

Она победоносно вздёргивала очки на нос. Последнее слово в споре всегда оставалось за ней. Сдаваться она не собиралась. И когда за огромным столом в просторной гостиной собирался весь цвет министерства обороны, она начинала непринужденно, но вполголоса разговаривать со мной на английском, итальянском или французском. Собственно, благодаря бабушке я с детства в совершенстве выучила английский и итальянский. И чуть хуже французский. Просто потому, что не очень его любила.

Но мой отчим, как настоящий военный, тоже не собирался сдаваться. У него не было ни малейших способностей к иностранным языкам. Лет десять подряд он пытался выучить английский. И иногда, расслышав знакомое английское слово, радостно бросался поддержать беседу, выговаривая сложные фразы с таким кошмарным акцентом, что бабушка морщилась, потирала виски и брезгливо цедила сквозь зубы:

— Вассылий, — его имя она почему-то всегда произносила с французским прононсом, — умоляю! Твое произношение, согласно последним инструкциям коммунистической партии перед распадом Советского Союза, оскорбляет мой тонкий слух. Перейди на родную речь, окажи милость!

Отчим багровел, но спорить не решался. Хотя бабушка была маленькая и сухонькая, но в ней было столько решимости, что она спокойно клала на обе лопатки крупного и тяжёлого в костях отчима.

Мне было жаль маму. Поэтому я с отчимом не спорила, но старалась просто как можно меньше с ним общаться. Хотя он и настоял на том, чтобы оплачивать мою учебу в МГУ. МГИМО мы отвергли сразу, еще на стадии отбора. Там слишком пафосно и дорого.

— Аннушка там совсем от обычной жизни оторвется! — восклицала бабушка. — Среди отпрысков богатых и знаменитых. Кроме того, в МГИМО слишком сильная военно-политическая окраска, и студенты и выпускники вольностей себе позволить не могут. Дорога оттуда или в дипломаты, или в разведку. Аннушке не хочется ни того, ни другого. Ее больше привлекает научная работа, но в сфере государственных ведомств. Например, в каком-нибудь центре международных отношений. Или всё же дипломатическая стезя, но открытая, а не тайная.