Девочка, не умевшая ненавидеть. Мое детство в лагере смерти Освенцим

Вот это молчание меня и потрясло. Молчание, полное глубокого уважения к тем, кто расстался здесь с жизнью, и к тем, кому удалось выжить, не проявив душевной слабости.

С одной стороны, свидетельствовать необходимо, и это наш долг. С другой стороны, я понимаю тех, кто выбирает молчание. В такие моменты в таких местах бывает трудно подобрать слова.

* * *

Теплым майским утром 2021 года я принимала участие во всеобщей вторничной аудиенции, проходившей в Ватикане во Дворе Святого Дамасия. Это место выбрали из-за того, что во время пандемии не разрешены были большие скопления людей. Двор поразил меня красотой стиля архитектуры Возрождения. Меня разместили в первых рядах, потому что в конце церемонии я должна была произнести короткое приветствие папе. Я не ждала от церемонии ничего особенного, помня свою встречу с Иоанном Павлом II в Польше, и была убеждена, что все пройдет примерно по одному сценарию.

Франциск начал с небольшого отрывка из Катехизиса, подкрепив его молитвой. Его слова показались мне созвучными со всем тем, что я пережила в лагере. Это был протест против молитвы, которая вытекает из наших наблюдений. Мы просим, умоляем, заклинаем, но порой наши молитвы словно бы никто и не слышит. И мне вдруг подумалось: а ведь то же самое было и в Биркенау… Сколько молитв заключенных осталось неуслышанными! Папа говорил, что все, о чем мы просили для себя и других, так и не сбылось. И добавил: порой так случается с нами. Когда мотивация нашей молитвы благородна (к примеру, чтобы больной выздоровел или война прекратилась), то такая глухота небес нас возмущает. И Франциск задал вопрос: отчего же нас не слышит Отец наш небесный? Ведь он обещал своим детям благо. Почему же он не отвечает на наши просьбы? Все мы молились когда-нибудь: о выздоровлении друга, за родителей, которые ушли в небытие, но Бог нас не услышал.

Я вслушивалась в слова папы и понимала, насколько они верны. На наши просьбы Господь часто не отвечает. Умом я была вместе с теми, кто погиб в лагерях. Многие из них были верующими и просили искренне, но их никто не услышал. И мне понравилось, что Франциск так и не дал ответа на вопрос о Божьем молчании, и вопрос остался висеть в воздухе.

Аудиенция продолжалась, слова папы переводили на многие языки. Наступил момент финальных приветствий. Франциск направился к тем, кто стоял в первых рядах, и начал прощаться со всеми по очереди. Возле некоторых он ненадолго останавливался. Дошла очередь и до меня. Я смотрела на него, не зная, что сказать, потому что не говорю по-итальянски. Кто-то из стоявших рядом представил меня и коротко рассказал мою историю. Что я могла ему сказать? Что могла сообщить? И я вдруг вспомнила слова пани Пятковской: «Не стыдись своей татуировки, она свидетельствует о том, кто ты есть, она говорит за тебя. На мне была синяя блузка в белый горошек, длинные рукава закрывали руки. Почти инстинктивно я засучила рукав, обнажила татуировку на левом предплечье и показала Франциску свой лагерный номер 70072, который всю жизнь скрывала.

И тут папа сделал то, чего я никогда не забуду. Он наклонился и поцеловал номер на моей руке, тот самый номер, что всякий раз напоминал мне о пережитом. Он не произнес ни слова, как тогда, в Аушвице, только искренне, порывисто поцеловал мне руку. Я в ответ обняла его и расплакалась.

Должна сказать, что поцелуй папы придал мне сил и привел в согласие с миром. Мы с Франциском заглянули друг другу в глаза и поняли друг друга без слов. Понтифик благословил своим поцелуем тот номер, которым меня пометили в день прибытия в Биркенау, который моя мама годами всем повторяла, когда разыскивала меня. Оказывается, зло может стать добром и светом для людей. Номер, ставший частью жуткой реальности, смог стать и источником добра, и этот свет передал ему поцелуй папы.

* * *

Может, это покажется странным, но я не умею ненавидеть. Если я кого-то и возненавижу, то от этого сама буду страдать гораздо больше, чем те, кто навлек на меня беду. Если я осталась жива, то только благодаря той силе, что сверху наблюдала за мной. В этом я убеждена до глубины души. Но если я выжила и все выдержала, если эта сила позволила мне выжить, то не по принципу «око за око, зуб за зуб», а потому, что кто-то же должен свидетельствовать, что добро всегда побеждает зло, каково бы это зло ни было.

Многие месяцы я провела в реальности, которой просто не могло быть, не должно было. Для того я и свидетельствую, чтобы эта немыслимая реальность снова не обрела плоть и кровь. И мое свидетельство не только о том, что уже произошло, но и о том, что мир все равно победит и воцарится повсюду, что для этого есть все предпосылки и возможности. И такая возможность была мне дана после лагеря: я рассказываю, я говорю обо всем. Если бы я не стала эмиссаром мира, я изменила бы своему предназначению.