Девочка-огонёк (СИ)

Ямамото благодарит за спасение на крыше школы и просит взять его в Вонголу, мягко берёт за руку и говорит, что никто и никогда не говорил ему ничего подобного, что никто его никогда не понимал.

Хибари неохотно признаёт её победу над Мукуро и почему-то больше не называет её жалким травоядным.

Дино её обнимает, говорит, что после смерти отца ни с кем так по душам не говорил.

Реборн хвалит её за старание на тренировках и за спасение Ламбо от Леви-а-Тана.

Тимотео – за победу над Занзасом, за то, что она пообещала стать хорошим боссом.

Тсуна ничего из этого не помнит.

На похвалу она улыбается, смущённо кивает, радуется, что клеймо «никчёмной» от неё отклеивается. И молчит. Никому не говорит, что не помнит.

Это ведь странно, что она забывает? Тсуна не хочет, чтобы её называли ненормальной или сумасшедшей, поэтому молчит.

Да и вдруг это нормально? Пламя – это же почти магия. Всякое возможно.

Но есть ещё одна причина. Голос. Её собственный голос, только уверенный и немного более грубый. Голос, который кричал в голове:

«Не смей говорить! Не смей всё портить!»

А потом тише и грустнее голос добавлял:

«Оставь мне хоть эти жалкие минуты».

Тсуна и не против. Ей нравится, когда её хвалят, когда смотрят с нежностью, когда заботливо касаются и ждут её ответной любви. Тсуна купается в сладких чувствах окружающих, которые заслужил кто-то другой.

Именно поэтому, годами игнорируя рациональное зерно сомнений, она продолжает молчать.

Тсуна не понимает, когда друзья говорят, что её пламя невероятно тёплое, игривое и доброе. Как пламя может быть добрым? И в каком смысле тёплое?

Тсуна постоянно чувствует ворочающийся внутри неё злой холод. Её пламя было ледяным, безразличным, но почему-то только к ней одной.

Этот тревожный звоночек она тоже игнорирует.

С каждым годом минуты забытья увеличивались. А когда Тсуну выхваливали за то, что она может входить в гиперрежим без действия пули, девушка еле сдерживала нервный смешок. Потому что ни в какой гиперрежим она не входила, он сам утягивал её в пучину беспамятства и решал все проблемы.

Неожиданно прийти в себя в другом месте прямо посреди разговора стало обыденностью.

И вот это уже страшно.

***

Тсуна, вздрагивая, открывает глаза и немного пошатывается. Украдкой оглядывается и недовольно поджимает губы.

Она помнит, как проснулась утром в постели своей комнаты в особняке Вонголы. Но сейчас на ней повседневная одежда вместо ночнушки, а вокруг не её комната, а исследовательский центр, который находился в другом здании.

За столом, уткнувшись в экран сидел Шоичи, который всё это время что-то ей говорил. Тсуна решила унять колотящееся в испуге сердце и прислушаться.

– Так что у нас всё получается! – продолжает парень разговор. – Исследование показывает, что время увеличивается. Мы уже нашли идеальный баланс для поддержания упрощённого гиперрежима. Ещё один-два раза и…

Речь Шоичи, поднявшего взгляд на девушку, резко прекращается. Он, вдруг схватив какие-то бумаги, встаёт с кресла.

– Я вспомнил, что должен был зайти к Спаннеру. Потом всё обсудим, Тсуна, – и быстро убегает из собственного кабинета.

Тсуна опустошённым взглядом смотрит в стену. Оглядываясь на годы бездействия, она понимает, как ошиблась. Тот, кто приходил на её место, решил увеличить длительность гиперрежима. И, наверняка, обманул всех её друзей.

Тсуна срывается с места, несётся к выходу из здания, не обращает внимания на растерянных её поведением подчинённых. Она садится в машину и просит быстрее отвезти её в резиденцию.

Внутрь она забегает всё также быстро, идёт по коридорам в поисках близких друзей, которым можно будет всё рассказать.

Так уж выходит, что первым ей попадается Реборн. Взрослый Реборн.

Тсуна не помнит, как именно тогда, четыре года назад, репетитор стал выглядеть так. Она просто открыла в тот день глаза. В неизвестном месте. В окружении повзрослевших Аркобалено. Они жали ей руки, обнимали, благодарили и обещали отплатить за её помощь и доброту. Тсуна, краснея и смеясь, говорила, что было несложно, что она рада была помочь снять проклятие.

Тогда единственным, что её напрягло, была дата. Календарь гласил, что Тсуна не помнит три дня из своей жизни. Но это казалось малой платой за то, что теперь Аркобалено были счастливы.

Тсуна цепляется за пиджак Реборна. Она хотела найти кого-то из хранителей, но и ему можно доверять. Это же тот самый Реборн, который остался с ней, с Савадой Тсунаёши, даже после окончания репетиторства. Тот самый Реборн, который о ней заботился.

Она в отчаянии цепляется за него и начинает сбивчиво рассказывать.

«Я… гиперрежим…»

«Ничего не помню».

«Мне страшно».

Реборн слушает молча, внимательно, не прерывает.

Тсуна боится поднимать голову. Пытается предугадать реакцию.

Она бы хотела, чтобы Реборн заботливо её успокоил, чтобы он собрал хранителей, всё с ними обсудил. Ребята бы мило за неё переживали, обещали бы ей помочь. Были бы рядом, чтобы не позволить другой сущности, в наличии которой Тсуна больше не сомневалась, взять верх.

Но где-то в глубине души она боялась, что Реборн назовёт её сумасшедшей и отправит лечиться.