Девочка по имени Зверёк

– Вот, смотри… – Вероника взяла мать Тересию за руку. Та несколько удивилась, но руки не отняла. – Это мята. Ее добавляют в питье, когда жарко, а еще она успокаивает слабонервных и дает хороший сон. Это – шалфей. Понюхай – запах расскажет тебе многое. Только закрой глаза. Непременно закрой! Пахнет дымно и островато. Будто горит очаг, дрова немного дымят, но огонь горяч и уютен, и пахнет лимоном! Странно, правда? Подогретое питье из шалфея поможет при простуде и болезнях горла. А это… Забыла, как называется эта трава, отвар из нее пахнет приятно, но горек на вкус. Она хороша, когда разболится живот. А эту, с противными мелкими желтыми цветками, просто сушат и вешают на стену.

– Она отгоняет болезни?

– Она отгоняет мух!

И они вместе расхохотались.

– Ты странная девочка, – отсмеявшись, задумчиво сказала мать Тересия, – странная. Но мне кажется, что ты быстро привыкнешь и освоишься. Ступай в свою келью, приберись и жди колокола к вечерне. Я подумаю, кого из сестер попросить побыть с тобою рядом первое время. И еще – падре Бальтазар велел отпускать тебя к нему, когда ты захочешь, кроме часов занятости на обязательных послушаниях. Но тебе следует все же предупреждать меня всякий раз. Ты поняла?

– Да, матушка.

– Вот и хорошо. Да, вот тебе и первое послушание: займись-ка огородом лечебных трав!

Вероника обрадованно кивнула, но мать Тересия объяснила, что при получении послушания на какую-либо работу следует ответить: «Во славу Божью».

– Во славу Божью… – как эхо повторила Вероника. Эти слова до того пришлись ей по душе, что она, делая ударение на втором слове, произнесла еще и еще: – Во славу – Божью! Во славу – Божью!

* * *

Колокол звал ко всенощной. Первой в монастырской жизни Вероники. Она почти и не побыла в своей комнатушке-келье: только вошла и присела на край жесткой узкой постели – в дверь постучались, как поскреблись. Вошла худенькая бледная девушка.

– Я – сестра Анхелика. Матушка настоятельница велела мне быть рядом с тобой и все объяснять. Ты можешь…

Анхелика говорила тихо, не поднимая глаз, и конец фразы слабо истек-растворился в сгущающихся сумерках.

– Милая, я могу – что? – переспросила Вероника и потянулась погладить Анхелику по руке, чтобы подбодрить.

Но та вдруг испуганно сделала шаг назад, к двери. Может быть, потому, что голос Вероники прозвучал звучно и даже весело на фоне ее собственного, робкого до прозрачности. Вероника расстроилась:

– Я, кажется, напугала тебя? Боже мой, я совсем этого не хотела! – Она постаралась теперь говорить потише: все-таки следует помнить, что она в монастыре. – Что я сейчас должна делать?

– Сейчас все собираются в церкви, – прошелестел голос Анхелики, – идем.

По дороге к храму, сцепив пальцы с зажатыми в них четками и сложив кисти рук на животе, низко склоняя голову, новая подружка объясняла:

– Порядок здесь такой: нас будят перед рассветом – надо быстро умыться и привести себя в порядок. После утренней келейной молитвы идем в храм – читается первый час. Вслед за этим или после мессы, раз-два в неделю или чаще – по решению матушки настоятельницы или духовника обители, падре Бальтазара, – проводится капитул. Капитул – общее собрание сестер.

– Для чего?

– Решаются разные вопросы: хозяйственные и… другие.

Вероника молчала, но ее взгляд просил разъяснений, и Анхелика нехотя добавила:

– Ну, например, дисциплинарные или… вопросы личного покаяния… – И тут же торопливо продолжила: – Затем начинается утренняя месса, на которой обязаны присутствовать все. Есть еще несколько богослужений в течение дня, и если у тебя нет особого послушания или срочной работы и ты не больна, приходи в храм. В полдень, не раньше, мы обедаем и отдыхаем во время сиесты. Потом – опять послушания, келейные молитвы, вечерня. В самом конце дня, перед повечерием, бывает легкая трапеза, а во время поста ужинают только слабые и больные. Отход ко сну – в одно и то же время для всех. И выходить ночью из кельи возбраняется. За этим следят дежурные сестры и докладывают старшей сестре Лусии.

Анхелика умолкла и отвернулась. Вероника и слушала и не слушала: гораздо интереснее оказалось изучать саму Анхелику, попытаться так же, как она, сложить руки на животе, опустить голову, шагать размеренно и нешироко, без спешки, но и не задерживаясь. Но при имени старшей сестры будто тень темной птицы пронеслась над головой, и Вероника внимательно взглянула на Анхелику. Та, не поднимая головы, тихо произнесла:

– Все ли ты поняла? Если что-то непонятно, я тебе еще объясню.

– Все понятно. Нет, постой-ка, не все. У меня есть вопросы – о тебе. Можно мне их задать?

– Обо мне?.. – растерялась Анхелика.

– Да, расскажи мне о себе, если можно. Мне очень интересно!

Голос Анхелики оставался по-прежнему тих, но ответ прозвучал неожиданно твердо, почти резко:

– Мне нечего рассказывать, да я бы и не хотела! – Она подумала немного и добавила, словно пытаясь сгладить впечатление: – Может быть, потом…

– Да-да… – Вероника и не настаивала, лишь примирительно улыбнулась: – Конечно, потом – когда мы привыкнем и полюбим друг друга!