Девочка по имени Зверёк

Я уже предупредил мать Тересию: ты отправишься со мной. От меня не ускользнуло, что ты несколько приуныла после моей болезни. Думаю, нам обоим это путешествие будет полезно. Так что собирайся, дружок, путь неблизкий.

* * *

Неблизкий? Какое это имело значение?! Путешествие само по себе было счастьем, а с Учителем – тем более!

Вероника собралась быстро: маленький молитвенник, пара чулок да гребень – что еще нужно! С благословения настоятельницы и с помощью сестры кухарки Урсулы она собрала корзину провианта: фрукты, сыр, хлеб, овощи. Нахально добавила ко всему бутыль хорошего вина. Урсула лишь добродушно хмыкнула и, украдкой выглянув за дверь, сунула в корзину еще и немного сухих фруктов, печенья с миндалем и душистый медовый пряник. Вероника расцеловала ее.

Капитан небольшого судна, поднимавшегося вверх по Гвадалквивиру к Кордове, был явно не из торопливых. Матросы его команды, кто с повязанным на манер контрабандистов платком, кто в небрежно нахлобученной шляпе, и все как один – с засученными рукавами и в штанах грубого сукна, закатанных до колен, казалось, еле шевелились. Зато браво стреляли глазами на странную пару – пожилого священника-доминиканца и девушку в монашеской накидке. Кто-то было осмелился отпустить двусмысленную шутку. Но капитан так сурово одернул горе-шутника (присовокупив пословицу: «Райская сласть, да не про твою грешную пасть!») и так выразительно обвел взглядом тех, кто откликнулся на шутку смехом, что матросы тут же оставили этих двоих в покое.

Приподняв за тулью свою потрепанную шляпу с замысловатым пером неузнаваемой птицы, капитан с почтением склонился перед священником:

– Прошу прощения, падре, за моих матросов. Они, конечно, не больно-то воспитаны, это так, сеньор. Но, видит Бог, эти ребята в душе не так уж плохи! Мы все почитаем Христа и Пресвятую Деву. И к мессе ходим! Никто больше не причинит вам беспокойства, слово капитана!

Он еще раз извинился и, приняв от падре благословение, отошел.

Его неспешные приказания выполнялись все же четко – как видно, команда была слаженна. Падре устроился с молитвенником подальше от борта, под хлопающим на речном ветерке навесом. Вероника же прошла на самый нос корабля. Она почти свесилась за борт и с удовольствием стала следить за чуть зеленоватой водой, обтекающей потемневшую обшивку. Если не поднимать головы, можно было бы даже вовсе забыть об окружающем и…

– Гхм, сеньорита, – смущенно кашлянул рядом старый матрос, – вы бы прошли под навес: кожа-то, как я погляжу, у вас нежная, как бы солнце ей не повредило! Прошу прощенья, конечно, надеюсь, что не обидел.

– Спасибо, сеньор. Не беспокойтесь, я не боюсь солнца.

– Гхм, «сеньор»… Скажете тоже, добрая сеньорита, то есть сестра. Не называйте меня так. Если ребята услышат, мне от их шуток житья не будет! Извините, конечно. Не сердитесь на меня!

Вероника улыбнулась: конечно, она не сердилась, ведь старик желал ей добра, хотя он и прервал ее мечты.

– Как же мне звать тебя?

– Боэльо. Педро Боэльо, к вашим услугам, сестра. Если вам что-нибудь понадобится, вода там или что еще, обращайтесь прямо к старику Боэльо, ко мне то есть. И падре вашему скажите… – Он еще покашлял-похмыкал, как бы собираясь с духом, и негромко, но твердо добавил: – И еще скажите ему, мы тут с ребятами играем иногда в карты… Так вот, это просто карты, ну, вы понимаете?

Она совсем не понимала и, приветливо-ободряюще улыбаясь старому матросу, ждала разъяснений.

– Я хочу сказать, что это вовсе не какое-то там колдовство или заговоры, а просто игра. Мы – люди простые, и развлечения наши, сами понимаете… В общем, не стоит никому сообщать, верно? Потолкуйте с падре, сестра.

Боэльо кашлянул в кулак и отошел. Вероника поняла, что старик говорил об инквизиции. Кому, что и зачем они с падре могли сообщить? Но эти простые люди не знали их и не доверяли. Ей стало жаль их.

Она целый день провела на носу корабля, а падре – на корме, под навесом. Вероника мечтала, глядя то на плавно удаляющийся – неспешно, несуетно, – будто уплывающий назад, берег, то на небо, на редкие пушинки облаков, свободно меняющие свои очертания. «Как было бы замечательно, – вдруг подумалось ей, – превратиться в птицу! Вот прямо тут же, на этой палубе! Превратиться в белую-белую птицу и взлететь над этим кораблем, над землей, над рекой!» Куда бы она полетела? Домой? Пожалуй, нет. Наверное, сначала просто в небо – как можно выше к облакам, белоснежным, чистым, как души праведников. Сквозь облака – широко раскинув крылья, замирая от пьянящей свободы, а затем, во все глаза рассматривая сверху землю, понеслась бы туда, где Гвадалквивир соединяется с морем. Вероника никогда не видела море, но заранее любила его и почти воочию могла представить себе его простор, таящий в себе свободу и силу. Жаль, что они направляются не вниз по течению, в Кадис, а вверх.