И все трое дружно рассмеялись.
Каждое утро она старалась встретить рассвет на ногах. Первые птицы уже подавали голоса, но, в общем, в лесу было еще тихо. В один из дней в этой предрассветной тиши она услышала неясный шорох за соседним кустом. Почему-то не хотелось оглядываться, и, закрыв глаза, она попробовала понять, почуять – кто там? Небольшое животное, напуганное, голодное и, кажется, несчастное. Она медленно обернулась: встревоженно блестя глазами, поджав правую переднюю лапку, за ней следил волчонок. Луури не спеша опустилась на четвереньки и подползла к нему. Он не уходил, а, встретившись с ней нос к носу, стал с любопытством обнюхивать ее лицо. Она тихонько засмеялась и протянула руку, чтобы осмотреть его поджатую лапу. Волчонок доверчиво ждал. Лишь слегка дернулся, когда она обнаружила и стала вытаскивать небольшую щепку, застрявшую в подушечке стопы. Но она строго велела ему не шевелиться, и, как будто поняв, волчонок затих. Закончив, Луури подхватила его на руки и понесла показать Учителю. По дороге волчонок несколько раз лизнул ее в ухо, это было приятно и щекотно. Но Горвинд не выказал одобрения, и Луури смутилась:
– Я сделала что-то не так?
– Ты все сделала верно. Маленький волчонок – месяца два-три, не больше. Потерялся или его мать погибла. Откуда они здесь? В этих краях волков никто не видел. Может быть, приплыли на льдине? Или привезли с собой люди? Как бы то ни было, волчонок нуждался в помощи – ты оказала ее. У тебя не было выбора. Нравится тебе это или нет, теперь тебе придется вырастить его.
– Мне это нравится!
– Волк – не собака! И он должен остаться волком. Воспитывать другого, но не переделывать его на свой лад – непростое дело! Попробуй дать ему имя.
До вечера она думала над этим заданием. Волчонок не отходил от нее, но она нарочно не смотрела в его сторону. Тогда он подошел и, вызывая на игру, несильно прикусил ее голень. Зубки были еще небольшие, но острые. Луури поняла: у волчонка не будет имени.
– Я буду звать его Волк. Другого имени ему не нужно, – сказала она Учителю.
– Хорошо, ты справилась с первой задачей.
Луури пришлось немало думать и трудиться, чтобы преподать щенку верную «волчью науку». Она сразу решила, что больше не станет брать его на руки, класть руку ему на голову, не будет и кормить с рук. Еще она подумала, что нельзя впускать его в землянку. Но Учитель сказал, что тот и сам не войдет. И действительно, волчонок долго принюхивался ко входу, отводя назад уши и прижимая их к голове, припадал на передние лапы, вытягивал шею, но не осмелился даже на порог наступить.
Щенок уже вырос из молочного возраста и должен был питаться мясом. Теперь ему необходимо было понять, как добывается пища и как постоять за себя. В остальном Луури полагалась на природу.
Смешливый Ольвин, увидя ее с питомцем в первый раз, схватился за бока: волчонок пытался отнять у стоящей перед ним на четвереньках девочки изрядно потрепанную птичью тушку. Волк рычал на Луури, она – на него, в разные стороны летели перья, ни один не уступал. Горвинд наблюдал за ними с интересом. В конце концов тушка была разодрана надвое, и волчонок со своей добычей убежал в лес. Луури, отплевываясь от перьев, обратилась к Учителю:
– У меня получается?
Учитель одобрительно кивнул, а Ольвин рассмеялся:
– Но у волчонка, я вижу, получается лучше.
Через месяц Горвинд вполне поправился.
– Пришло время исполнить мое давнее намерение, – сообщил он как-то раз вечером у костра. – Собираюсь все же отправиться в давно задуманное путешествие.
– Куда пойдешь и когда тебя ждать? – спросил Ольвин.
– Надеюсь дойти как можно дальше – увидеть пирамиды, попасть в Багдад, – ответил Горвинд. – Так что ждите не скоро.
– Невеселая для нас новость, – заметил Ольвин. – Но, видно, для тебя это необходимо. Может, за это время и конунг забудет обиду.
– Не думаю, чтобы он забыл. Не таков его норов. Впрочем, я думаю не о конунге, а о новых знаниях. Отправлюсь этим же летом. Была бы моя воля – всю жизнь странствовал бы по свету. Совсем уйти не могу: здесь место моей силы.
Последнее его наставление Луури было немногословно: выжить и дождаться, не забывая ничего из того, чему он ее учил. С Ольвином Горвинд беседовал значительно дольше, они просидели у костра всю ночь. Луури уснула у ног Учителя, но несколько раз просыпалась, то от голоса своего второго воспитателя – тот что-то с жаром объяснял или доказывал Горвинду, – то оттого, что они оба над чем-то смеялись. Потом Учитель изменил позу, и она, проснувшись, увидела, что он что-то рисует для Ольвина на земле веткой, а пару раз она услышала свое имя.
Днем все вместе вернулись в дом. Рангула было обрадовалась, но, узнав новости, вздохнула и отвернулась к очагу.
В день отправления Горвинда она устроила настоящее пиршество на прощанье, больше обычного хлопотала над ним, а утром, немного смущаясь, протянула небольшой узелок.
– Мой муж привез мне это из последнего похода, – сказала она. – Здесь немного золота, пусть оно послужит тебе.