Девочка Прасковья

лишайников! Серо-стальные, бирюзовые, черные, грязно-зеленые, пепельно-серые, беловатые, канареечно-желтые, серовато-бирюзовые, коричневатые, огненно-оранжевые, чисто белые, кроваво-красные — они были повсюду: в виде

сплошного налета на стволах и сучьях; в виде белых «бород», свешивающихся вниз

с ветвей и загадочно покачивающихся, точно гигантские паутины; в виде красивых

белоснежных кружев; в виде сплошного пышного ковра, покрывающего всю землю…

Да что и говорить — это надо видеть! Настоящее чудо природы! Сказочное царство

самого Берендея, в котором мы вдруг вполне реально очутились. Судя по всему, тут уже давненько не ступала нога человека. Таинственный лес был мрачен, как-то

печально скрипел и хрустел, словно гигантский исполин разминал свои старые

суставы. И более не было слышно никаких иных звуков. Какая-то тяжелая глухота

больно давила на уши, обдавала спину противным холодком. Зачарованные, мы долго

стояли спина к спине и озирались по сторонам, не веря глазам своим.

— Круто! — прошептал я.

— Прямо-таки путь к Царству Кощееву… Вот куда занесло нас это северное

направление! Тут нас не то, что с вертолета, даже из соседних кустов не

заметишь!

В царстве Берендея было

сумеречно, прохладно. Сильно пахло плесенью и гниющей древесиной. Веяло грустью, какая обычно бывает в душе на исходе лета…

— И чего сюда туристов

не водят?! — удивилась Пашка. — Красотища-то какая!

— Ага! Сюда доберешься,

что ли? Вспомни, как мы с тобой шли! Повторить захочешь? Да тут люди, поди, вообще не бывают! Самые глухие места. Тут, небось, сасквач и обитает…

От моих слов девчонка

поежилась и сложила руки на груди крестообразно.

— Ну что, делать нечего

— надо идти. За этой чащей нас ждут уже горы!

Шли мы медленно. Ветви

цеплялись за одежду, коряги ставили подножки, завалы перегораживали дорогу…

Единственное, что было приятно, так это то, что почву так густо покрывали белые

лишайники, что идти по ней было одно удовольствие. Мягкая, с легкой упругостью

земля доставляла моим бедным ступням большое наслаждение. Иногда уже засохшие

лишайники приятно похрустывали под ногами, точно мы брели не по лесу, а по

морскому побережью с песком и ракушками. В гостях у Берендея мы полностью

утратили чувство пространства и времени. Солнце сюда не пробивалось, ветер тоже

практически не ощущался, сумрак царил вечерний. Я стал подумывать о том, как бы

ночь не застала нас тут врасплох. Поэтому пока шли, приглядывал подходящее

местечко для ночлега. И нам в этом, кажется, опять повезло!

Я заметил два толстых

дерева, наполовину зависших над землей примерно на высоте двух-трех метров.

Падая, эти сосны-близнецы уперлись в стволы своих соседей, да так и не смогли

достигнуть белого ковра. Висели они тут, судя по всему, уже весьма долго, так

что сверху их древесина уже сгнила. Кора вместе с лишайниками свисала вниз

причудливой лохматой бахромой. А снизу эти стволы были еще крепки, и я, немного

поразмыслив, смекнул, что из этих низверженных исполинов выйдет для нас

неплохая ночлежка. Если поработать ножом и руками, выйдут неплохие природные

гамаки, правда, не раскачивающиеся, но зато висящие над землей.

— Остановимся здесь! —

предложил я, вынимая нож из кармана бриджей.

— А что так?! —

удивилась Пашка, озираясь по сторонам. Это место ей, видно, не очень-то и

понравилось. — Может, еще пройдем? Вдруг лес уже кончается! — попыталась она

меня переубедить.

— Вряд ли он

кончается… а ночь-то вот, сдается мне, кажется, уже начинается. Смотри, туман

потянул по низинам, и уже в десяти метрах плохо видно. Пора к Берендею на

ночлег проситься!

— Да где же мы тут

заночуем?! — оглядывалась девчонка. — Прямо на земле, что ли?! А я, знаешь, кажется, гадюку видела — вон там на коряге лежала…

— Зачем на земле? Над

землей поспим! Короче, ты давай пока займись костерком, а я нам кроватки

приготовлю.

Девчонка ничего толком

не поняла, но пошла собирать хворост, то и дело оглядываясь на меня.

— Смотри, не схвати там

случайно свою гадюку! — предупредил я, улыбаясь, и полез на сосну.

Стволы были толстенные,

наверно, до метра шириной. Поднявшись над землей метра на два, я устроился

поудобнее

и принялся кромсать податливую плоть мертвого дерева. Куски летели вниз

сплошным потоком, и Пашка, все еще не понимая моих намерений, частенько за мной

подглядывала. А план мой был прост: продолбить в соснах углубления по длине и

ширине наших тел, потом выстлать эти ниши мхом да лапкой и пожалуйста — готовы

спальные мешки! Наверху все же безопаснее, чем на земле, не всякая еще гадюка

сюда сунется, да и от всякого мелкого и крупного зверья будем подальше. Сверху

и оборону держать удобнее, да и воздух тут немного почище, и нет сквозняков!

Так себя подбадривал я и увлеченно работал. Когда в лесу стало совсем темно, а

Пашка развела уже костерок, я, наконец, закончил свою оказавшуюся нелегкой

работу. Утер пот, отряхнулся от трухи, полюбовался малость своим творением.

Потом примерил свою «кроватку». Для моей комплекции оказалось несколько

тесновато, но на одном боку лежать можно было спокойно. Зато ночью не будешь