Девочка Прасковья

говорила тихо, но твердо. — Свет только режет глаза… Ты не беспокойся, Жор, это

все теперь пустое… Со мной… все кончено… Я, кажется, умираю…

Я даже вздрогнул от ее

слов.

— Да ты что?! —

задохнулся я от волнения.

— Да-да… Это точно…

Теперь уже недолго осталось. Я сейчас видела двоих белых юношей… Они такие

светлые, красивые и манили меня к себе… Это ангелы, я знаю, они пришли за

моей душой… Надо готовиться!

— Да брось ты, Паш,

какие там ангелы! Сон это! Ты скоро поправишься! Ты… должна… — я не знал, что еще и сказать.

Меня душило отчаяние. Неужели

это все правда? Неужели это конец? Я теряю Пашку! Моя Пятница умирает! Так

быстро и безнадежно…

И я ничем, ничем уже не

могу ей помочь! И никто не может помочь! И это после всего, что мы пережили, после всех этих наших незабываемых приключений… Нет же! Нет! Этого не должно

быть! Как же так?! Почему не умер я, а должна умирать она!

— Жор, дай руку, — Пашка

обхватила мою ладонь своими холодными невесомыми пальцами и прижала ее к своей

груди. — Ты за меня не бойся, Жор, мне умереть вовсе не страшно. Наверно, как и

бабушке… Она меня там встретит! И Параскева тоже… С ними ничего не

страшно… И ангелы, они такие добрые и славные… Одно меня только мучает: как

без меня останется мама… Так жалко ее… Ведь я у нее одна, и она всю жизнь

для меня старается, работает… — Пашка всхлипнула.

— Паш, не надо, ну, чего

ты… Ты поправишься, — как-то робко и уже неубедительно произнес я, чувствуя, как слезы давят мне на грудь.

— Нет, Жор, молчи… Там

все уже решено… Я ухожу. Послушай меня, пожалуйста, и не перебивай… Это

очень

важно. А то мне трудно много говорить, и боюсь, что не успею всего сказать, всего, что хочу… Обещай мне, что когда вернешься домой, то сделаешь все, о

чем я тебя попрошу.

— Обещаю! — отозвался я

и пожал ее ладошки.

— Спасибо! Ты хороший, я

тебе верю. Слушай. Пожалуйста, когда встретишь тетю Зою, поклонись ей от меня и

скажи, что я прошу у нее прощения за то, что не послушалась ее на пароме. И еще

скажи, что я ее очень люблю, и маме то же самое передай, что я ее очень-очень

любила и люблю, и всегда буду любить… И пусть они, пожалуйста, не плачут обо

мне, так как там мне будет очень хорошо. Ну вот и все… Я старалась их ничем

никогда не обижать и не огорчать… Подружек своих тоже… Они все меня

простят, я знаю… И учителя… Туристов вот огорчала своими задержками… Если

еще встретишь кого из них, попроси от меня прощения, скажи, что я все это

делала не специально — просто я такая любознательная и нерасторопная… Пусть

не сердятся…

Я глотал слезы и не мог

говорить. Я еще никогда не слышал такой исповеди. Это был какой-то кошмарный

сон! Я видел, как блестят на девичьем лице капельки, падающие из ее ясных глаз.

Но она была в памяти, держалась стойко и говорила все четко и даже как-то

спокойно.

— Жор, ты один остался,

перед кем я должна покаяться… И слава Богу, что ты рядом! И я могу это

сделать… Пойми, я не хочу идти туда ни с каким грехом… А он у меня есть…

Я хотел сказать:

— Не надо, Паш, не

говори, побереги лучше силы. Я вовсе не сержусь. Я все понимаю и все тебе

заранее прощаю!

Но она опередила меня,

будто прочитала мои мысли:

— Нет, Жорка, я должна

тебе признаться! Так мне будет легче… Ты знаешь, я ведь тогда в походе плохо

о тебе думала, считала таким… задавакой, корчившим из себя крутого…

смотрящим на всех свысока и с презрением, не обращающим внимания ни на природу, ни на христианские святыни… Прости, пожалуйста, я ошибалась… Ты оказался

славным парнем… только более мирским и модным, чем благочестивым… И там…

там на лестнице… в башне… я ведь специально тебя толкнула… ты прав… Я

хочу, чтобы ты знал это… Прости мне это, пожалуйста… Я не должна была так

делать, мне так стыдно… Ты меня прощаешь?

— Ну, конечно же! О чем

речь?! Ты знаешь, я ведь тоже тогда о тебе плохо думал. Считал этакой

святошей… и все такое… А там на башне я ведь сам виноват был. Я решил на

тебя наехать, что тебе оставалось делать? А у тебя тогда здорово получилось! —я попытался пошутить. — Я больше на тебя не сержусь, ты совсем другая. Прости

меня тоже, Паш, за все. Ведь я так долго желал тебе зла… И подшучивал над

тобой, и обижал… И там на пароме, знаешь, я ведь специально уронил бутылку…

Отомстить тебе хотел… за башню. Прости, пожалуйста… — я положил свою ладонь

на ее руки.

— Я не сержусь, Жор…

Ты не думай… Ведь мы уже столько вместе пережили… Ты прости, что я все же

увела тебя от Египта, от дома, ведь все это из-за меня началось… Из-за моего

упрямства и самонадеянности… А теперь я оставляю тебя одного… Наверно, меня

тогда и спасать не надо было — раз уж все равно такой конец… Зря ты столько

всего натерпелся… Хотя нет… Зато я смогла все тебе сказать… А это самое

главное…

— Ну, что ты, Паш, что

ты! Не вини себя! Все это ветер-проказник! Я не жалею, честно тебе скажу, что

встретился с тобой, и как мы вместе прожили все эти дни. Это была потрясающая

эпопея!

— Спасибо, Жор, спасибо!

Ты славный! И очень хорошо, что в эти минуты именно ты рядом со мною… Мне

теперь так легко и ничего не страшно… Я смогу спокойно уйти…

Она замолчала. А я вдруг