Девочка-птичка

Девочка прилагала большие усилия говорить медленно. Но я словно не мог понять, что она говорит мне. Мне пришлось заново прокрутить ее слова у себя в голове, чтобы вычленить из них смысл. Прошло еще несколько секунд молчания, пока я наконец спросил:

— Что ты мне говоришь? Что можешь действительно все изменить?

— Сама не могу, нет.

Она глубоко вздохнула, явно пытаясь найти наилучший способ, чтобы сказать последующее.

— Как откатить назад? — спросил я. Мне хотелось знать. И она объяснила.

— Думаю, именно так, как это звучит. Буквально откатить назад. Время — это летящая стрела, и удивительно легко обмануть эту стрелу, заставив ее повернуться. Но, конечно, никому не станет лучше, если мы просто доставим ее назад, к месту, где начали. Туда, где Большой Скачок неизбежен, если хоть кто-то построит хоть одну дешевую и простую думающую машину…

Я продолжал смотреть на нее. Выжидая.

— Самое сложное, — сказала она, — это изменить некоторые существенные законы вселенной. Конечно, не везде. Это так же невозможно, как и аморально. Нет, то что мы хотим — это сделать невозможным никому в нашем мире и вокруг него… скажем, на расстоянии светового месяца от Земли… сделать для них невозможным построении ИИ-машинерии, которая работает. — Она оглянулась, убеждаясь, что здесь их только двое. — Конечно, у такой громадной проблемы имеется не одно решение. Существует тысяча маленьких способов, и если воспользоваться ими всеми с осторожностью, это даст человеческим существам еще одну тысячу лет, чтобы подготовиться к подобному моментальному изменению. Что должно быть добрым делом. Вы тоже так думаете, добрый сэр?

Я сказал: «Конечно», слегка задохнувшись.

Тогда она снова вздохнула, посмотрела на меня и ничего не сказала. Потому я спросил:

— Если это произойдет, что случится с вами?..

И она ответила прямо:

— Меня не будет. Земля отпрыгнет назад на семь лет от сегодняшнего дня, никогда не произойдет Большого Скачка, компьютеры останутся быстрыми, но глупыми, и никто, вроде меня, никогда не родится. Никогда.

— Как скоро? — спросил я.

— Думаю, очень скоро, — ответила она. И на следующем выдохе добавила:- Думаю, сегодня ночью.

— И вы сможете сотворить с собой такое? — спросил я. — Сможете заставить себя не быть и даже не сморгнете?

Девочка долго смотрела на меня. Маленький рот подрагивал. Потом замер, и она сказала мне тихим голосом:

— Если что-то верно, то это и делаешь. Какой здесь может быть выбор, добрый сэр?

* * *

Она обнаружила меня перед телевизором, попивающим холодное пиво.

— Кто играет? — спросила она, и я ответил:

— «Кардиналы» и «Кабсы».

И она спросила:

— А кто лучше?

Я ответил:

— В этом году «Кабсы».

Что заставило ее спросить:

— Тогда почему же они проигрывают… на три очка?

Я не ответил. Тогда она взглянула на мое пиво, но ничего не сказала о времени дня. Я понимал, о чем она думает, но она молча села рядом и долго смотрела игру, прежде чем в конце концов сказать:

— Так ты не дашь девушке попробовать?

Я наклонил банку. Пиво запенилось и наполнило ее рот, она покатала его язычком, перед тем как выплюнуть обратно в банку.

При следующем глотке я почувствовал вкус пластика. Или мне так показалось.

Она вытерла рот уголком диванной подушечки. На ней моя жена вышила картинку толстого кота.

— Это ее первая вышивка, — сказал я своей подружке. — Черт побери, даже я вижу затяжки.

Девочка-птичка кивнула, не глядя на подушку. И на игру по телевизору. Когда я наконец взглянул в ее зеленые глаза, она сказала:

— Такой приятный день сегодня. — И когда это ни к чему не привело, добавила: — В той стороне есть игральная площадка, — и показала, махнув рукой. — Пойдем вместе, если хочешь. Или я пойду сама. Но я не останусь здесь с тобой взаперти. Ты же знаешь, что ты не слишком большое развлечение.

— Знаю.

Мы пошли гулять. Конечно, шел я, а она ехала. Она стояла на моем поясном ремне, обеими руками держась за ворот моей рубашки. Пара соседей увидели меня, узнали и помахали руками. Но я прошел мимо, и они увидели девочку-птичку, плотно прижавшуюся ко мне. Мне не понятно, почему это было так забавно. Но я тоже засмеялся. По крайней мере, это интереснее, чем в одиночестве наливаться пивом.

Игровая площадка ныне не используется. Уж сколько лет, как ее не ремонтировали. Городские власти, или кто-то другой, установили вокруг нее оранжевую пластиковую изгородь да знаки, говорящие, что там опасно и запрещено находиться. Надписи угрожали вызвать полицию. Я погрозил знакам. Потом отогнул изгородь там, где это делали другие, перебросил через нее ноги, и Женевьева спрыгнула с меня и побежала, смеясь и подпрыгивая, и оглядываясь на меня.

— Попробуй съехать с горки! Я встану внизу и поймаю тебя!

Я не стану доходить до точки, решил я, однако с изумлением потом следил, как дохожу до этой точки, только другим способом. Я взобрался на деревянную башню и через ее дверной проем, слишком узкий для меня, пропихнул свою жирную задницу на серебристый скат, который на летнем солнце раскалился до тысячи градусов. Он меня изжарил. Но она внизу смеялась и махала мне, приговаривая: