Девочка с голодными глазами

«Почему тебя зовут Мери Эпл? Потому что ты яблоко, мое маленькое золотое яблоко, и я тебя сейчас съем! — Фу, как пошло! — А не пошло мыть голову яблочным шампунем? — Тебе не нравится? — Ну, что ты! Это просто яблочный рай! Мне все в тебе нравится. Ну, скажи, как могут не нравиться эти прохладные волосы, волосы-водоросли, эти волоросли? Ты моя русалка! Как может не нравиться этот маленький изящный клювик? Ты моя птичка! А эта кожа, сиреневые глаза? А эти перламутровые зубки, крепкие и цепкие, как у… ай!.. Ты моя маленькая акула! Нет погоди, Мери Эпл, я еще не все сказал. Вот что это у нас такое? Не райские ли яблочки, те самые? Так и просят, чтобы их съели. — Ну, Лео, перестань, что за глупости! — Нет, не перестану. Как нежно пульсирует голубая жилочка на этой хрупкой шейке. Сейчас мы посмотрим, что хранится в этом несравненном сосуде, который зовут Мери Эпл, — кровь или яблочный сок. — Ну перестань же, Лео, я начинаю тебя бояться! — Ха-ха! Умрешь со смеху. Лео Харт — вампир. А что, неплохая идея. Что думает об этом моя бесценная Дева Мария?»

Двадцатитрехлетний студент последнего курса, философ и теолог Лео Харт влюбился. Однажды он вынужден был со стыдом признать это перед самим собой и, не находя других слов, он возмущенно хлопнул себя по колену и сказал: «Влюбился, как последняя свинья!» — что для него было еще хуже, чем напиться до такой же степени.

Будущий богослов, решив перед окончанием университета укрепить свой не слишком сильный организм, снял на лето маленькую комнатушку в старом доме на окраине Майами. В тот вечер, память о котором мучила его все последующие годы, он вышел из дому и направился к своему университетскому приятелю, жившему через два квартала. Он шел не торопясь, решив насладиться медленной ходьбой и блаженной пустотой в голове, пока не опустилась тьма. На ум ему вдруг пришли две назойливые строки из нелюбимой им «Баллады» Оскара Уайльда: «Ведь все убивают любимых своих, но не все умирают потом». Эти занудно жужжавшие слова были неприятны ему, он попытался отогнать их, но ничего не вышло — с липкой настойчивостью они возвращались назад. Поэтому, чтобы заглушить их, он принялся насвистывать какой-то джазовый мотивчик. «Эй, парень!» — окликнул его женский голос из-за спины. Он остановился и посмотрел назад.

К нему подошла рослая стройная мулатка. «Красивая, — подумал Лео, а вслух сказал: — В чем дело?» Она склонила голову набок и молча окинула его взглядом с головы до ног. От этого откровенно оценивающего взгляда у него захватило дух.

«В чем дело?» — не сразу повторил он.

«А ты не очень вежлив, парень, — тягучим и слегка презрительным голосом произнесла она. — Не бойся, я не собираюсь предлагать тебе ни себя, ни наркотики. И так видно, что ты маменькин сынок».

Это замечание задело Лео своей несправедливостью.

«Ну, так в чем же дело, наконец?» — нетерпеливо произнес он.

«Да так, ерунда. Ты сейчас насвистывал один мой любимый мотивчик, блюз «Твои сладкие губы», правда? Я давно его не слышала. Я подумала, что это хороший знак».

«Какой еще знак?»

«Ну просто я подумала, может ты захочешь пойти со мной на одну вечеринку. Не бойся, там будет только джаз».

«С какой это стати я должен бояться? Я просто не…»

Он хотел отказаться, но вдруг — то ли ветерок какой-то особенный повеял, то ли снисходительный тон мулатки задел его — но он решил развлечься в кои-то веки.

«Я просто не понял тебя сразу, — сказал он. — Пойдем, почему бы и нет. Меня зовут Лео Харт».

«А я — Дайана Мун, — ответила мулатка и взяла его под руку. — Тебя не смущает моя кожа?»

«Нет, я не страдаю расовыми предрассудками».

«Ну вот и отлично. А я сегодня одна», — сказала она полушепотом, будто это могло его заинтересовать.

Лео пожал плечами. «Мун — твое настоящее имя?» — спросил он, чтобы поддержать разговор.

«Конечно, настоящее. А что?»

«Так, ничего. Просто красиво — Лунная Диана. Охотница при луне».

Она повернула голову и, приоткрыв рот, испытующе-томно посмотрела на него.

«У тебя тоже ничего себе имечко. Сердце Льва, — хрипло прошептала она и вдруг залилась хохотом. — Подумать только, у этого паиньки — сердце льва!»

Она зарычала, оскалив свои крупные белые зубы, и легонько укусила Лео Харта в плечо. От неожиданности он оттолкнул ее и сам смутился из-за этого.

«Брось свои дурацкие ужимки, иначе я с тобой никуда на пойду», — сказал он, глядя куда-то в сторону.

«Ну ладно-ладно, — примиряюще ответила она. — Успокойся. Я тебя не съем».

«Надеюсь», — усмехнувшись, сказал он.

Идти им пришлось недолго. Увитый глициниями павильон, в котором черная молодежь собиралась на свои джазовые вечеринки, находился совсем рядом с квартирой Лео Харта, за домом на перекрестке. Раньше он ничего не знал об этом месте, хотя по вечерам отсюда доносилась музыка.

Уже совсем стемнело. На маленькой площадке было сумрачно и душно. Все освещение состояло из пяти больших стеариновых свечей. В центре, посреди разместившейся на полу однородной массы тел, извивался в такт своей блюзовой импровизации саксофонист.

«Куда сядем?» — спросил, оглядев площадку, Лео.