«Праздность – источник всех пороков», – осадил себя брат Рикарду. Он представил перед внутренним взором отца Мануэла, пытаясь вспомнить его не занятым делом. И не смог: никогда не заставал он своего наставника тратящим время бесцельно, лишь когда спал он не был погружен в работу, молитву или размышления.
Тем временем Нирмала, юная соседка, собрала веретено и нити и поднялась, намереваясь сменить Анну у прялки. Деревянные браслеты с глухим стуком скользнули по тонким смуглым щиколоткам, приковывая взгляд к хозяйке. Она любила украшения, брат Рикарду ни разу не видел ее без хотя бы пары-тройки браслетов на ногах и запястьях, а волосы девушки были уложены в сложную по местным меркам прическу. Она явно гордилась своей миловидностью и старалась нравиться, но при этом была скромна и послушна, относилась с почтением к старшим, а на жреца могучего бога Иисуса и вовсе смотрела со страхом и благоговением.
Очаровательное создание, почти дитя. Глядя на нее сейчас, брат Рикарду с обидой подумал, что во сне его обвинили несправедливо: никогда у него не возникало греховных мыслей рядом с Нирмалой, скорее, она была ему как родственница, молоденькая кузина или племянница. И как только могла присниться такая чушь!
– Простите, я помешал вам, – поспешно сказал брат Рикарду, останавливая Нирмалу жестом. – Анна, продолжай свою работу, пожалуйста.
Послушница взглянула на него строго, изучающе. У монаха в который раз возникло чувство, будто она незаметно за ним присматривает. Он не знал, сердиться ли на нее за это, ведь такое отношение было всего лишь искренним проявлением заботы, а в глазах местных он наверняка выглядел неприспособленным к жизни в условиях здешней природы и даже порою беспомощным.
– Тебе точно ничего не нужно? – подозрительно спросила Анна.
Брат Рикарду подумал, вряд ли она смогла бы понять причину его беспокойства. Как и всем местным женщинам, праздность была ей не свойственна. Даже собираясь посплетничать и отдохнуть, они брали с собой работу – плели корзины, шили, чинили или пряли, но руки их всегда были заняты делом.
– Прошу, не стоит обо мне беспокоиться. Я просто шел мимо и решил поприветствовать вас.
Анна наконец отвела от него взгляд и поправила нить, не останавливая вращение колеса ни на мгновение. Брат Рикарду побрел дальше, сам не зная, куда идет. Он погрузился в то созерцательное настроение, когда хочется размышлять о возвышенном и кажется: вот-вот разуму откроется некая важная истина. Сам того не замечая, он направился к тропе, ведущей к гроту с Девой Марией.
Добравшись до подножья горы, он решил подняться и помолиться Деве – возвращаться в суету людского поселения не хотелось. Тропа провела вверх по склону, где пригревшаяся на солнце змея почуяла шаги человека, встревоженно подняла плоскую голову, а потом грациозно и бесшумно скользнула в траву. Брат Рикарду помедлил немного, глядя ей вслед с опаской. Мелькнула мысль, что это некий символ, знак, и нужно быть настороже, ибо враг не дремлет и может поджидать даже на пути, ведущем к благочестию, но монах укорил себя за нее. Искореняя суеверия среди дикарей, он, просвещенный и разумный, сам едва не стал жертвой предрассудков.
Миновав крутой подъем, дорожка сворачивала в густые заросли и плавно спускалась вдоль обрыва, где кроны деревьев смыкались, пряча ее от солнечных лучей, и тянуло сырой прохладой – на дне глубокого оврага текла река, набравшая силу после недавних дождей. Будто нарочно путнику давалась возможность перевести дух и прийти к Богоматери свежим и отдохнувшим.
В который раз брат Рикарду порадовался тому, какое удачное выбрал для Нее место. Скрытый от досужих взоров прохладный чистый грот словно самой природой был создан для молитвы в уединении. Вход обрамляли яркие цветы, вплетая сладкий аромат в запахи воска и ладана. Тихий плеск воды, доносившийся снизу, успокаивал мысли.
Помолившись, брат Рикарду окинул взглядом скромное убранство грота и саму статую. Все это останется здесь, когда его самого уже не будет. Вероятно, он уйдет из деревни навсегда. Интересно, сколько поколений ее жителей сохранят память о миссионерах, первыми возвестивших истину? Как долго будут еще приходить сюда поклониться святому образу?
Хотелось верить, что тропа, ведущая к гроту, не зарастет, пока последний из людей не покинет остров. Что пройдут годы, века, вырастут города, в синее южное небо взметнутся шпили величественных соборов, но это место будет все таким же, и потомки ныне живущих придут, как сам он сейчас, и слова молитвы прозвучат снова и снова…
Размышления навеяли грусть. Брат Рикарду представил день, когда он выйдет из дома, который давно уже привык считать своим, чтобы больше никогда в него не вернуться. Оставит навсегда деревню и всех ее обитателей. Раньше ему приходилось долгое время жить в общине монастыря, среди братьев по вере, но никогда он не чувствовал столь сильного единения с другими людьми, как здесь.