Девочка с перчиками

Сон не шел. Он зажег свет на тумбочке, окинул взглядом комнату, встал, подошел к книжным полкам и вдруг в глаза ему бросилась черная с красивым ярким рисунком обложка: «Леонтий Зной. Вальс с флейтой» и подзаголовок «Раздумья меланхолика». Вот болван, подумал Тимофей. «Вальс с флейтой». Это же выговорить немыслимо! «ссфл»! Меланхолик долбаный! На обложке сзади меланхолический красавец устремил затуманенный взор в неведомую даль. Неужто Юльку от него не тошнит? Неужто она и вправду в него влюблена? Он открыл книгу наугад. «Бездонные глаза Марины смотрели на него сквозь пелену страсти, смотрели требовательно, с вызовом, в них явно читалось сомнение в его мужской состоятельности, а он вновь и вновь доказывал ей обратное, но она была ненасытна! И все-таки он одержал над нею верх, она застонала, стон перешел в протяжный крик, потом она, скрипнув зубами, прошептала: «Ну, ты гигант!»«Тимофея затошнило. Гадость какая! Он в сердцах отшвырнул книжку. Захотелось пить. Он в одних трусах на цыпочках вышел в коридор и прокрался на кухню. Снял с крючочка кружку и налил воды из чайника.

— Не спится? — раздался голос Маргариты Семеновны.

— Ох, простите, я не ожидал, я в таком виде…

— За что вы извиняетесь? Все очень красиво!

— Господи, Маргарита Семеновна, — засмущался он.

— Может, хотите молока с медом, чтобы уснуть?

— Ой, нет, ненавижу молоко!

— А я выпью, мне помогает. А кипяточку с медом? Пашка всегда пил, если ему не спалось. Я дала ему с собой большую банку настоящего алтайского меда. Давайте и вам сделаю? Поможет, вот увидите!

— А давайте! Только я пойду халат накину.

Зачем я согласился, идиот! Похоже, эта тетка имеет надо мной какую-то власть! Он надел халат и вернулся на кухню.

— Вы пробовали когда-нибудь настоящий алтайский мед?

— Пробовал! Я в юности бывал на Алтае, сказочные места…

— Вот, пейте, только маленькими глоточками.

— Спасибо! Маргарита Семеновна, я там на полке видел книгу Леонтия Зноя. Вы ее читали?

— Да, конечно, очень он душевно пишет, я вся исплакалась. А что?

— Да нет, просто я много о нем слышал, а читать не читал.

— Ну, это, мне кажется, вообще не для мужчин.

— А, понял.

— Ой, Тима, а вы ведь не просто так спросили, я чую…

— А ну его, — махнул рукой Тимофей. — Ох, и вправду спать захотелось, спасибо, пойду!

— Вас разбудить?

— Нет, спасибо, я всегда просыпаюсь когда мне надо. Доброй ночи!

Ответом ему был тяжкий вздох.

Она так и не заснула. Рано утром, пока Тимофей спал, попыталась привести себя в божеский вид, но где там… В ее возрасте такие переживания и бессонная ночь бесследно не проходят. И все-таки контрастный душ, горячий компресс, маска и килограммы косметики сделали свое дело. Вроде и ничего еще… Она позвонила на работу и предупредила, что сегодня не придет, оделась и пошла на кухню, готовить завтрак для «лучшего из мужчин». Минут через десять Тимофей явился на кухню, чисто выбритый и уже одетый. Правда, рубашку он надел вчерашнюю. Не беда, решил он.

— С добрым утром, Маргарита Семеновна. Далось поспать?

— Да где там! Садитесь, Тимочка.

— Спасибо, как вкусно пахнет! И, между прочим, выглядите вы отлично!

— Ай, бросьте! Вам кофе или чай?

— Кофе, если можно.

— Можно, почему нет? Вы такой воспитанный, прелесть просто! Мальчик из хорошей семьи, да?

В ответ он с улыбкой развел руками.

— Ватрушки будете? Через три минуты выну из духовки.

Тимофей наслаждался. Они завтракали на кухне, на покрытом яркой скатеркой столе, еда была простая, калорийная и невероятно вкусная.

— На вас приятно смотреть, — она вдруг погладила его по голове. — Вы с таким удовольствием едите… я так люблю, когда мальчишки хорошо едят.

Ему вдруг страшно захотелось уткнуться носом в пышную грудь этой женщины, от которой веяло теплом, которого ему так не хватало. В родительском доме он вовсе не был обделен теплом и любовью, но когда умерла бабушка, а отец ушел от матери, она вдруг решила, что мальчика надо воспитывать жестко, без сантиментов… Однажды — ему было тогда лет семь, его крепко обидели во дворе, он не подал виду, но, придя домой, расплакался, было жалко себя, и, когда мать пришла с работы и увидела заплаканные глаза, она не приласкала его, не спросила, что с ним, а только сказала: «Тима, ты мужчина, помни это!»

А ему тогда вовсе не хотелось быть мужчиной, а хотелось выплакаться на груди у мамы, которую он обожал, несмотря ни на что.

— Что, мальчик, у тебя тоже несладкая жизнь? — еще раз погладила его по голове Маргарита Семеновна.

— Да нет, что вы, у меня, слава богу, все в порядке.

— Но тебе кисло, одиноко и некому об этом рассказать, да? Мне можно. Знаешь, Пашкины друзья всегда прибегали ко мне со своими детскими бедками. Янка вот тоже… Ой, ничего, что я говорю вам «ты»?

— Это приятно, говорите. Мне с вами так легко и уютно…

Она засмеялась и снова погладила его по голове.