Девочка с перчиками

Нажав на кнопку домофона, пожилая дама первым делом глянула в зеркало — по многолетней привычке — и лишь затем поспешила открыть входную дверь. Из лифта вышел Тимофей с каким-то свертком на руках. Вид у него был взъерошенный.

— Тима, что стряслось? Ты пьян?

— Ни боже мой! Мама, смотри!

— Господи, да это же вылитый Арношка! Тима, откуда? Какой чудесный! Ты где его взял?

— Мам, ты пустишь нас на несколько дней, пока я не сниму квартиру?

— Ты что, ушел от Юльки?

— Ага!

— Из-за щенка?

— Это было последней каплей…

— Вы голодны?

— Я — нет, а ему надо бы молочка…

— С ума сойти, вылитый Арношка! Дай его мне, смотри-ка, чистенький какой…

— Так я его вымыл Юлькиным шампунем… Но ему нужно определить какое-то место…

— Конечно! Ты вот что, достань с антресолей серый чемодан, устроим ему там гнездышко.

— Чемодан? А если крышка захлопнется?

— Отломай крышку, большое дело! А я пока позвоню Незлобину, он скажет все, что надо купить такому малышу и поезжай в зоомагазин. Алло, Виктор Евгеньевич, нужен ваш совет…

Через двадцать минут с длинным списком всего необходимого Тимофей помчался в зоомагазин. Старый приятель Ольги Варламовны, известный в Москве ветеринар и сосед по подъезду спустился осмотреть малыша.

— Дорогая Ольга Варламовна, этому типчику месяца два с половиной от силы, здоров, весел, хоть слегка и напуган. О породе говорить смешно, типичный двор-терьер, но немецкая овчарка в роду все же была. Вы намерены оставить его у себя?

— Боюсь, это неизбежно, против судьбы не попрешь, когда-то у нас был точно такой же. И потом, когда вы рядом, мне не страшно.

— Прививки мы ему все сделаем, но предупреждаю, вымахает в здоровенного пса, будет уже не двор-терьер, а амбал-терьер. Надо заметить, у него на редкость смышленая морда!

Когда Тимофей, нагруженный как вьючное животное, вошел в квартиру, щенок, сытый, довольный и обласканный, сладко спал в лишенном крышки старом фибровом чемодане на мягкой подстилке.

— Мама, ну скажи, он ведь совершенно… неотразимый, разве нет?

— За то, что в детстве тебе, вероятно, не хватало ласки, тепла… Просто я считала, что мальчику это вредно… И все кругом твердили — только не сделай из него маменькиного сынка. Ты, может, думал, что я тебя мало люблю. Ведь думал, скажи?

— Мамочка, ну к чему сейчас эти разговоры? Мало ли что иной раз думает семилетний пацан… А потом я был только благодарен тебе за то, что не душила меня своей любовью, как некоторые мамаши. Так что все хорошо, мамочка, поверь, и я сейчас почти счастлив…

— А квартиру ты оставишь ей?

— Конечно, зачем мне эти дрязги?

— Молодец, все-таки я воспитала тебя достойным мужчиной. И не вздумай пока снимать квартиру, живи здесь… Если б ты знал, как я рада, что ты расстался с Юлькой! Я с самого начала чувствовала, что она тебя не любит. И мне было так обидно за сына. А знаешь, что мне сказал Олег незадолго до смерти? Помнишь, он вдруг вызвал тебя по какому-то таинственному делу? Так вот, когда ты уехал, он как-то загадочно улыбнулся и сказал: «Не огорчайся, Оленька, скоро Тимофей бросит свою Юльку и женится на самой лучшей женщине на свете…» Что это значит, ты мне не скажешь?

Юля была вне себя. Да, разумеется, она и сама подумывала расстаться с мужем, но не таким же образом… Она хотела дождаться официального предложения от Леонтия, а с этим надо было еще повременить, так же как и дождаться вступления Тима в права наследства, хорошенько все прикинуть, обдумать, взвесить… Состояние покойного Олега было куда более многообещающим, нежели гонорары Леонтия. Хотя международная премия, обеспеченная ею, сыграла свою роль, пиарщики издательства умело и тактично воспользовались этим фактом, и пока его тиражи только растут, но кто знает, что будет завтра… К тому же Тимофей человек куда более уравновешенный и никогда не грузит ее своими делами и неприятностями. А Леонтий… Вот недавно, например, он вернулся со съемок очередного ток-шоу вне себя от бешенства.

— Нет, ты только подумай, — орал он, при этом неприятно брызгая слюной, — эти твари, эти подлые суки поставили меня рядом с этой каланчой Сверчковой, она на две головы выше меня, как я должен был себя чувствовать? Ну ничего, я завтра в издательстве такой разбор полетов устрою, мало не покажется! Они же это назло, из зависти, я просто убежден, это дело рук Машки Завьяловой!

— Ленечка, успокойся, твоим читателям неважно, какого ты роста, они тебя за книжки любят!

— Зато коллегам не все равно, они из-за этой премии меня сожрать готовы, а если узнают, как я ее получил, вообще живьем сожрут, с таким говном смешают…

— Ленечка, успокойся, никто не узнает! На премию тебя выдвинул комитет русских женщин стран Средиземноморья, а уж до того факта, что зам. председателя этого комитета моя двоюродная сестра, вообще никто не докопается.

— Да, Юль, ты мастерски все это провернула… Спасибо тебе огромное, я люблю тебя…

— И я тебя, Ленечка!

— Я тут знаешь, что подумал…

— Ну? — напряглась Юля.

— Понимаешь, я хочу, чтобы ты официально стала… моим личным помощником, имиджмейкером, что ли.

— То есть?