Девочка с самокатом

На лестнице темно, и белая майка Калани выглядит в этой темноте единственным ярким пятном. Она привлекает внимание, но Эмбер всё равно смотрит Калани в лицо. Он небрит, но короткая щетина не скрывает ни чётко очерченного подбородка, ни короткого шрамика под левой скулой. Кончик его носа смотрит вниз, глаза – прямо на Эмбер.

Когда Калани улыбается, Эмбер знает – на его щеках появляются ямочки, они спускаются от скул вниз, к подбородку, и, пожалуй, в целом свете не найти никого, кому бы они не понравились, – но сейчас Калани не улыбается.

– Калеи, – отвечает он.

Эмбер знает, о чём он. «Калеи» на его островах означает «Возлюбленная», но речь не о его любимой, речь о его младшей сестре. Это её имя, Калеи.

Ей всего восемь. Калани не видел её больше года.

У неё наверняка такие же тёплые глаза, похожие на тёмные виноградинки, и такие же ямочки на щеках, и такие же золотые руки, способные решить любую проблему (предположительно – сплести корзину и залатать лоскутное одеяло), и такой же запах: машинное масло, и детское мыло, и солнце, и скрипучая кожаная куртка, и апельсины, которые им давали на завтрак.

– Иди сюда, – говорит Эмбер, обнимая его. – Ты к ней вернёшься.

Белая майка Калани оказывается мягкой у неё под щекой и руками, края кожаной куртки прикрывают её от всего мира. Кажется, это уже входит в привычку. Эмбер не знает, пытается ли поддержать Калани или ищет поддержки сама, но здесь и сейчас это то, что ей нужно.

Здесь и сейчас она больше не убегает от зомби. И, может быть, от самой себя тоже не убегает.

– 11-

Глупо было рассчитывать, что можно встретиться с журналистами и просто так разминуться.

Они приходят не просто так, они приходят для того, чтобы взять интервью у каждого участника гонок. Если до вчерашних событий во всём мире и был кто-то, кого не волновала горстка людей, зарабатывающих на жизнь бегством от живых мертвецов, то после смерти Люка и Джулиана интерес всколыхнулся, подобно цунами.

«Ещё лет тридцать назад, – думает Эмбер, – все поголовно занимались тем, что убегали от зомби. И платой за это им была исключительно собственная жизнь. Спасённая. И никто не пытался сделать из этого развлечение».

Как быстро всё забывается.

Она не говорит журналистам об этом. Они об этом не спрашивают. Они задают совсем другие вопросы, и она на них отвечает. Кто ты такая, откуда ты, почему ты здесь оказалась, каково это было, страшно ли это, когда в спину тебе дышит зомби (точнее, не дышит). Эмбер рассказывает спокойно и обстоятельно, перед камерой ей почему-то совершенно не страшно, она только немного теряется, потому что не понимает, куда смотреть, на красный огонёк или Кассандре в глаза. Кассандра показывает жестами: «Смотри на меня», но это ведь глупо, думает Эмбер, это ведь странно, когда человек на экране смотрит куда-то в угол, куда-то непонятно куда…

Хотя, наверное, другим так проще. Проще его разглядывать, слушать или, может, даже смеяться над ним, ведь человек на экране их не видит, не смотрит на них.

Ближе к вечеру они собираются для того, чтобы посмотреть на самих себя на экране – и, может быть, посмеяться. Гостиная просторная, но в ней едва хватает места на всех: на диван усаживаются вчетвером, в каждое кресло – по двое… Организаторы толпятся у подоконника. Дженни рядом с Эмбер, Калани, не раздумывая, садится у их ног, прямо на пол.

– А Джонни? – спрашивает Эмбер, глядя на пустой подлокотник слева от Дженни и не понимая, почему он всё ещё пуст.

Дженни делает большие глаза и собирается что-то ответить, но не успевает: словно услышав их разговор, Джонни появляется в дверях. Активно жестикулируя, он что-то объясняет едущему рядом Кристоферу, и Эмбер с улыбкой замечает, что на его распахнутой рубашке – на этот раз в крупные красно-оранжевые цветы, – снова нет пуговиц. Кристофер кивает ей как старой знакомой, и она отвечает осторожным кивком, пока он продолжает что-то рассказывать Джонни.

– Даже не знаю, – слышит Эмбер его голос, приятный, спокойный, уверенный.

Если бы у голоса был цвет, голос Кристофера был чем-то между тёмно-коричневым и оранжевым, таким же, как веснушки на его впалых щеках.

– Чего тут не знать? – удивляется Джонни. Он вздёргивает брови и пожимает плечами, резко поднимает руку, чтобы взъерошить и без того лохматые волосы. – Это просто странно.

Дженни фыркает, закатывая глаза.

– Ваш непонятный разговор – вот что странно.

Она смотрит на брата с заботой и нежностью – и автоматически немного сдвигается в сторону Эмбер, прижимаясь к ней почти что вплотную и освобождая на подлокотнике больше места для Джонни. Тот привычно садится, обнимая её за плечи и безотчётно целуя в макушку. На секунду их волосы смешиваются, белое с чёрным, невозможный, не задумывавшийся природой контраст, а потом Джонни выпрямляется, откидываясь на край спинки.

– Ничего непонятного, – говорит он, – просто мне кажется странным, что в мире, который вроде как пережил нашествие зомби, всё ещё популярны передачи про зомби.

– Технически, – поправляет его Кристофер, – это не было «нашествием зомби».

Джонни только отмахивается.