Девочка с самокатом

Эмбер смотрит на Дженни и пытается понять, что та чувствует. Угольно-чёрные брови не двигаются, как будто не могут решить, то ли им подниматься вверх в удивлении, то ли настороженно ползти к переносице. Глаза не отрываются от Роджера: она всё ещё ждёт от него опасности, и это немудрено, но вместе с тем теперь в его присутствии Дженни как будто бы проще, чем раньше. Словно да, она всё ещё помнит, как с самого первого взгляда боялась находиться с ним в одной комнате, но теперь уже знает, почему, и это знание даёт ей силы. Но память, память всё ещё подводит, щекочет нервы и заставляет дрожать. Тому, что пытался сделать с ней Роджер, нет прощения, и нет оправдания, и срока давности тоже нет, и никакого времени не хватит на то, чтобы окончательно успокоиться. Дженни держится и держится хорошо, но Эмбер видит, как трясущиеся пальцы зарываются в шкуру Ренли, и понимает: до предела осталось не так уж и много.

И то, что сейчас делает Роджер, вовсе не помогает.

Полюса не должны смещаться, это слишком всё усложняет. Если человек однажды причинил тебе боль – он плохой, с этой мыслью становится проще выжить и успокоиться. Но что делать, если этот плохой человек берётся тебя защищать? Как поступать с сегодняшней благодарностью и вечной невозможностью простить за вчерашнее? Как жить в мире, где тот, кто вчера был бесконечно виноват, сегодня пытается сделать доброе дело?

Это разные плоскости, и Роджер всегда будет виноват перед Дженни, и точно так же теперь она должна всегда быть ему благодарна за эту защиту. К чёрту. У Дженни есть, кому её защитить.

Эмбер делает шаг.

Дженни прижимается к Ренли, и Ренли скалится, показывая жёлтые, поломанные клыки.

Ему нужен уход. Ему нужны любовь и забота. Ему нужна рука хозяйки у него на загривке.

На пальце у Дженни темнеет полоска кольца, и Эмбер сглатывает появившийся в горле ниоткуда комок.

– Хватит, – говорит она. – Лисса, какая разница…

У нее изначально не было никаких иллюзий по поводу их отношений. Тот акт помощи не означает решительно ничего, Эмбер понимала и понимает, но видеть, как Лисса оборачивается к ней как к врагу, всё равно очень странно. Видеть, как человек, который ещё недавно помогал тебе, сегодня вытворяет такое – это не может быть не странно.

– Какая разница? – Голос Лиссы взлетает вверх, звенит раздражёнными колокольчиками под растрескавшимся потолком. – Какая разница?! Если уж на то пошло и Роджер заговорил о финале… Там на трассу она тоже выйдет с собакой?

Об этом Эмбер не думала. Но, судя по решительному виду, об этом уже достаточно подумала Дженни. Стиснув на мгновение зубы, она отрывисто отвечает:

– А я не собираюсь туда выходить.

Сразу несколько человек потрясённо выдыхают, но Эмбер не слышит. Мир словно перестаёт существовать, она не слышит вообще ничего, кроме собственного голоса.

– Что?

– 17-

– Я хотела сказать тебе раньше, отдельно, самой первой, но времени не было, – говорит Дженни, и единственное, чего хочет Эмбер в ответ, это схватиться руками за голову, прикрыть ладонями уши и ничего больше не слышать.

Она ошибалась, когда думала, что рано или поздно станет собакой, которая не сможет вернуться. Это Дженни становится хозяином, который уходит.

– Джен… – Это Джонни осторожно берёт сестру за плечо. – Ты звучишь как в дешёвом фильме из прошлого. Давай лучше я?

Эмбер поднимает на него взгляд – и больше не может оторвать. Джонни стоит перед ней, мнёт в руках край рубашки (как обычно, без пуговиц), и момент отчего-то кажется таким значительным, что ей хочется встать с кровати, чтобы оказаться с ним на одном уровне, просто потому, что нельзя вот так вот сидеть, когда кто-то набирает в лёгкие воздуха и выглядит так, будто собирается броситься в пропасть.

Их трое, не считая собаки, и они в комнате Дженни, только на этот раз знакомая комната кажется Эмбер чужой.

– Я первым решил отказаться от участия в финале. И не только потому, что раздельно для нас с Дженни – абсолютно неправильно.

Пальцы Эмбер впиваются в колени.

– Лилит попросит у Антонио, чтобы вы ехали вместе. Я говорила с ней сегодня утром, и она обещала мне… – Получается жалобно, почти умоляюще, и Джонни с видимым сожалением качает головой.

– Я остаюсь, – говорит он.

– Почему?

На мгновение Джонни отводит глаза.

– Ты знаешь, как Кристофер оказался в инвалидной коляске? – Не дожидаясь ответа, он продолжает: – Он собирался покончить с собой, потому что… слишком отличался от всех остальных.

Дженни садится на кровать рядом с Эмбер, и Ренли кладёт лобастую голову ей на колени. Друг на друга они с Эмбер не смотрят.