Девочка с самокатом

Примерно таким же через два дня выходит и их прощание. За спиной Эмбер вяло тарахтит старенький автобус, в котором финалистов отвезут в нужное время в нужное место, и все остальные свои места уже заняли. Вик и Лисса, Кэт и Макс, Калани. Пятеро, и Эмбер – шестая. Транспортные средства участников увезли в финал ещё утром, так что Эмбер без самоката чувствует себя немного… раздетой. И одинокой. Растерянные лица Дженни и Джонни не прибавляют ей радости. Только Ренли, сидящий неподалёку, не выглядит грустным – он сидит, свесив розовый язык, и, кажется, улыбается.

Все, кто выходил попрощаться, уже ушли – в гостинице их осталось не так уж и много, и самое лучшее воспоминание – это улыбающийся Стефан, опирающийся на перила крыльца, может быть, ещё не совсем здоровый, но уже жизнерадостный, светлый и солнечный. Собственно, единственное солнечное пятно в этом пасмурном дне.

– Удачи, – говорит Джонни. В ярко-красной рубашке он выглядит бледней, чем обычно, на щеках и подбородке темнеет щетина, и здесь и сейчас он и Дженни впервые за всё время знакомства кажутся Эмбер совсем не похожими друг за друга.

Автобус сигналит, и у Эмбер пересыхает во рту.

Рядом с ней Дженни обнимает себя за плечи, прижимая к груди наконец-то подаренный Эмбер блокнот. Сколько Эмбер ни думала о том, как его подарить, сколько ни пыталась придумать красивые и правильные слова, так ничего и не вышло. Просто не получилось, горло перехватило и все слова почему-то показались лишними, стоило только посмотреть Дженни в глаза. Вот как сейчас. Высокая и тощая, в кирпично-оранжевой шапке, надвинутой на самые брови, Дженни выглядит осенним листом, который вот-вот оторвётся от ветки и полетит неизвестно куда.

«Лишь бы не в лужи», – думает Эмбер.

– Ты знаешь, – Дженни улыбается ей, – а я ведь вообще не ношу юбки.

Эмбер хмурится, не совсем понимая, что именно Дженни имеет в виду и зачем вообще сейчас рассуждать о каких-то там юбках, но потом до неё всё же доходит. Как старое, выцветшее кино, она вспоминает звуки борьбы в коридоре, собственный бешеный бег, ощущение чужого виска под кулаком и сначала укол стыда – мол, может быть, стоило бить как-нибудь менее агрессивно, – а потом обжигающую ненависть, потому что Дженни лежит на полу, её губы в крови, джинсы стянуты, а оторвавшаяся пуговица блестит под ногами.

Эта пуговица – из тех воспоминаний, которые потом приходят во снах.

Она ей действительно снилась.

Эмбер вспоминает, как вела Дженни в комнату, боялась включить свет и удивлялась тому, что кто-то может обвинить жертву за короткую юбку, а не насильника за то, что он решил напасть и напал.

– Даже если бы ты их носила, – хочет она сказать, но Дженни не даёт договорить до конца.

Пошатнувшись на своих неизменных каблуках, она притягивает Эмбер к себе и крепко обхватывает за плечи. Вжавшись лицом в чужую куртку, особенно не поговоришь, но, кажется, Эмбер уже сейчас сказала достаточно, поэтому даже не пытается закончить фразу, просто обнимает Дженни в ответ.

Те события в коридоре кажутся давними и далёкими, совсем глубокое прошлое, случившееся едва ли не раньше, чем сам Апокалипсис, а сама Дженни есть здесь и сейчас, и её волосы, щекотно прикасающиеся к щеке, и её дыхание рядом, и разливающееся изнутри тепло – бесконечное, яркое, светлое.

Эмбер должна его сохранить.

– Сделай их всех, – слышит она шёпот над ухом.

Я постараюсь. Я постараюсь.

Часть II

– 18-

Эмбер выключается из реальности, прижимаясь виском к окну. Автобус неимоверно трясёт, и окно неимоверно трясёт, и, как следствие, её голову тоже, но она не отстраняется, а только стискивает зубы, отвлекаясь от грустных мыслей на эту непрестанную назойливую мелкую дрожь.

Иногда мелкая дрожь сменяется внушительными подскоками, и тогда Эмбер ударяется виском о стекло – не смертельно. Терпимо.

В целом, это очень похоже на то, как если бы Эндрю достал с дальней полки огромную дрель, кое-как подрубил её к розетке, наполовину разобранной, и принялся фанатично сверлить что-то в неподдающейся, толстенной стене. Ну, с поправкой на то, что всё это происходило бы у неё в голове и отдавалось бы тоже ей в голову.

– Не могу на тебя смотреть, – говорит ей сидящий рядом Калани. Его длинные ноги вытянуты в проход, лучики света танцуют на вытертых носах старых ботинок. – Ты как будто пытаешься пробить стекло своей головой и сбежать куда подальше из этой машины.

«От этого финала», – читает Эмбер у него по глазам.

– Не дождёшься. – Она хмурится, но всё же меняет положение, выпрямляется на своём сидении, неловко запахивает толстовку на груди, одёргивает распускающиеся края перчаток без пальцев.

Калани качает головой.

– Я на это и не рассчитываю. Без тебя, во всяком случае, – он улыбается, – было бы не так весело ехать.