Девочка шейха

Правильно, ибо никто не смеет мне перечить или отбирать мою собственность.

Как только оседлали лошадей, так сразу помчались вдоль дороги к воротам вражеского оазиса.

Для успешного завершения мести необходима трезвая голова. Главное думать, а не отвлекаться на предательницу, которая в бессознательном состоянии свешивалась с моей руки и при галопе лошади каждый раз едва не падала, но я успевал подхватывать ее за талию.

Я обращался с девчонкой с долей равнодушия, как к неодушевленной вещи, качество которой не имело смысла. Предательница отказалась от моей защиты, поэтому теперь позволял ее хрупкой шее болтаться из стороны в сторону и мне было глубоко чихать — пусть, хоть голова оторвется от быстрой скачки!

При единственном нечаянно брошенном взгляде отметил, что для простого падения с лестницы девичье тело слишком безвольное и это показалось странным… Но эти мысли засунул глубоко и подальше, поскольку нельзя отвлекаться, да и состояние ее здоровья меня не должно сильно беспокоить. Сейчас не место и не время для пустых размышлений о девчонке, ведь враг не дремлет и мог сделать ответный ход до того, как вернусь к безопасным стенам родного оазиса.

Сегодня я спутал планы старцев-властолюбцев и первым сделал ход, спутав карты. Правда, все равно сильно рисковал, ведь в моем распоряжении изначально слишком мало времени, требуемого для просчета рисков от стремительного вторжения в оазис Вацлавов. Даже я, имея колоссальный опыт в военной стратегии, не мог быть полностью уверенным в успешном завершении кампании.

Существовало множество вариантов последствий моего наказания Вацлавам, но по возможности я подстраховался. Для этого оставил Рафаэля живым, в качестве приманки и живого щита от гарнизона на стенах.

Увидев вдалеке долгожданную стену, я впервые за долгое время, на протяжении которого маленьким отрядом неслись от дворца, позволил себе посмотреть на «предательницу». Заметил бледные, почти бескровные губы, шею — в потеках грязи и крови. Черные подрагивающие ресницы, из приоткрытого рта вырывались тихие стоны.

Глаза б мои не видели потаскуху! Какая же она грязная женщина! Даже в таком ужасном состоянии на нее спокойно смотреть невозможно. Хотелось что-то немедленно сделать. Прийти в движение.

Мои воины остановились. Кони стремительно взвились на дыбы, остановленные своими всадниками. Настенный гарнизон оазиса среагировал на «ржание» лошадей и тут же выступил перед закрытыми воротами, блокируя проезд.

Каждую ночь ворота из оазиса закрывались и не позволяли людям беспрепятственно путешествовать из оазиса в открытые пески к простолюдинам, но у нас козырная карта, а именно — Он! Рафаэль!

Ярин встал первым во главе нашего отряда, держа перед собой раненного Рафаэля.

Охранники стен зашептались, в панике переглянулись. Послышался звук натянутой тетивы, а в последующем прозвучало еще несколько десятков похожих опасных звуков. Десятки стрел прицелились в смертельные зоны, такие как глаза, сердце, горло каждого из нас.

— Не двигаться или ваши головы будут висеть на пиках! — потребовал самый главный из врагов, а после надменно махнул рукой в сторону, где в пламени настенного факела в землю вбиты копья, с насаженными на них головами пленных. В ответ на явную угрозу Ярин с предупреждением прислонил меч, блеснувший в темноте, к шее Рафаэля.

Ярин продолжил общение с врагом, а я, находясь позади всех, замыкал колонну всадников и отдаленно улавливал фразы из разговора.

— Это ваш принц, — предупредил Рафаэль стрелков. — Тринадцатый сын шейха. Боюсь, шейх будет крайне огорчен, если по вашей вине умрет его сын. Посему советую — убрать луки и открыть ворота. Свои требования мы вышлем позднее.

Ярин намеренно упомянул о шейхе и о статусе Рафаэля. Вести о вырезанном оазисе пока что не должны были проникнуть до стен, в противном случае даже несмотря на сына Вацлава нас бы всех вырезали. Они и сейчас могли вырезать. И хоть Ярин говорил весело и задорно, но я слышал неуверенность в его голосе. А я не опасался, поскольку мала вероятность того, что кто-то из пьяных или раненных, или убитых людей дворца мог добраться до стен и попросить о помощи.

Но вот то, что дрянь не просыпалась и развалилась на моих руках ОЧЕНЬ сильно раздражало.

Мне откровенно надоело держать полудохлую девушку и я, крепко обхватив ладонью ее за затылок, несколько раз покачнул женскую голову вперед-назад.

— Давай, проснись! Какого дьявола я должен тебя держать на руках, потаскуха? — ее голова послушно покачивалась в моих руках, но глаза по-прежнему не открывались, будто придавленные тяжестью.

Но предательница не торопилась просыпаться или выполнять приказы. Впрочем, как обычно. Я не был удивлен ее ослиному упрямству. В ней сила, достойная мужчины. Раньше мне это и нравилось, и раздражало одновременно. Но теперь… я больше не намерен терпеть выходки и жалеть ее.