Девочка Стёпа

Костя Гусаров, рыжеватый, веснушчатый и вертлявый, привскочил за партой:

— Нет, можно! Вот я для мамы ничего не делаю, всё только собираюсь подмести пол или что. А она говорит, что жить без меня не может. Значит, я ей необходим!

Ребята засмеялись.

— О, так то — мама! — сказала учительница. — Ну, живо, распределяйтесь по звёздочкам, мы же ничего не успеем.

Пошумели, поспорили. Некоторые девочки даже всплакнули. Наконец кое-как распределились.

Мариша Гуляева, как и предлагала Петелина, стала командиром звёздочки. Она была длинноногая, решительная, громогласная. И круглая отличница. В командиры, сказать по правде, годилась.

Однако Лёшка Кузьмин, попавший в ту же звёздочку, был недоволен. Он предлагал в командиры своего друга Гошку Свистунова. Но никто Лёшку не слушал. Девчонки галдели, как галки. Девчонок в классе было больше, чем мальчишек. Они во всём верховодили, и ничего с ними было не поделать.

Лёшка обиделся за Свистунова, перегнулся через парту к Петелиной — она сидела впереди него с Ксюшей Лузгиной — и насмешливо прошипел ей в ухо:

— Паук-то, может, ядовитый был! А ты его выкинула кому-то на голову!

Серые глаза Петелиной уставились на Лёшку:

— И ничего не ядовитый! А… ты про какого паука говоришь?

— Ты что, на десять дядек в троллейбусе кидалась?

— A-а, это который в троллейбусе! — Вместо того чтобы смутиться, Петелина неожиданно обрадовалась: — Значит, ты видел, как я его сняла? А, — жиденькие брови её сдвинулись, — почему же ты не сказал, что я того дядьку не укусила?

— Да я… там такой шум поднялся… Я и не успел…

Вот так номер! Хотел понасмехаться над Петелиной, подразнить её и вдруг сам вроде бы виноватым оказался.

ДЕД И БРАТ ИГОРЬ

Перескакивая через ступеньки, Лёшка мчался по лестнице.

На площадке второго этажа сидела кошка. Лёшка порскнул: «П-ш-т!» Кошка мяукнула басом и метнулась по ступенькам вверх. За одной из дверей залаяла собака. Лёшка дружески отозвался: «Гав-гав-гав!» И ринулся за кошкой. Безо всяких злостных намерений — просто им было по дороге.

На третьем этаже приоткрылась дверь. В щели засветился глаз. Ехидный голос пропел:

— Лёшка-поварёшка!

Не замедляя бега, Лёшка отозвался снисходительно:

— Лузгина-Мелюзгина!

Как видно, девчонки уже вернулись домой. Как это они опередили их с Гошкой? Ведь из школы они со Свистуном вышли раньше девчонок.

Впрочем, по дороге домой их задержали неотложные дела.

Они спрыгнули в канаву-траншею с толстыми трубами на дне, выскочили оттуда на двух девчонок, похохотали над их испуганным взвизгом, в будке телефона-автомата навертели диск, узнавая, который час, благо для этой операции и монету не надо опускать, обменялись со Свистуном тумаками, просто так — чья возьмёт. Да всех дел и не упомнишь.

На четвёртом этаже Лёшку ждала распахнутая дверь: дед явно почуял возвращение младшего внука.

Дед у Лёшки был здорово старенький. Но подвижный, не очень глухой и весёлый-превесёлый. То и дело шуточки отпускает, а бородёнка при этом вздёргивается задорно.

В квартиру Лёшка ворвался, заранее улыбаясь. Вот сейчас дед скажет что-нибудь смешное: «Кошки-собаки в обморок не попадали?» Или: «Ураган пронёсся, а где же дождик?» Или ещё что-нибудь, вовсе потешное.

Но дед и не подумал остроумничать. Облачённый в чёрный выходной костюм, он стоял перед зеркальным шкафом в комнате мамы-папы и сосредоточенно повязывал галстук.

— Ой, деда! — разочарованно сказал Лёшка. — Ты никак на свой завод собрался?

— Обед на плите разогретый, питайся! — сражаясь с галстуком, отозвался дед. — Последи, чтобы Игорь поел, как придёт. — Помолчал и добавил торжественно: — Весьма нужнейшее заседание предстоит.

Уже порядочно лет дед пребывал на пенсии. Но со своим заводом не расстался: на общественных началах усердно трудился в каких-то советах и комитетах.

Когда дед ушёл, Лёшка отправился в кухню. Приподнял крышку с кастрюли с супом и с жаровницы, раздумывая, начать ли с первого или со второго.

Щёлкнула входная дверь. Шаги по коридору. В кухню заглянул восьмиклассник Игорь.

Лёшка обрадовался:

— Вот здорово! Вместе пообедаем.

Игорь бросил портфель на пол у двери и с унылым видом плюхнулся на табуретку.

Лёшка покосился на брата. Плечи опущены, спина сгорблена.

— Ты чего? Опять двойка?

— По физике. Случайная.

— Исправишь, — утешил Лёшка, наливая в тарелку суп. — Конечно, папа… не очень-то обрадуется. А ты знаешь что? Ты сперва исправь двойку, а уж потом о ней скажи. Тогда ничего.

Игорь скривил рот в мрачной усмешке:

— Блестящий совет! Завтра суббота, батя дневник потребует. А физики завтра нет. Да ладно, не помру.

Принялись за еду. Болтая ложкой в супе, Игорь сказал уныло:

— Удрать бы куда-нибудь! Надоело всё. Вообще… обыденщина нас задавила.

— Обы-денщина? — переспросил Лёшка. — Это как?

— Ну, каждый день одно и то же. И мышление у людей ограниченное. От сих до сих думают. Как в учебнике. Даже учителя. Встретятся, например, две учительницы. «Как ваши дела, Марья Сидоровна?» — «Ах, ужасно! Двенадцать двоек».

— Много как! — поразился Лёшка. — За диктовку, наверно, да?