Девочка-Царцаха

— Киров, Киров... Где-то я слышала это имя... Нет, он не шутил с тобой, Нимгир. Его не только большевики, и я знаю — это же бывший председатель Реввоенсовета в Астрахани, а сейчас он кажется, в Баку работает. Напиши ему. Он, наверное, рад будет.

— Что ты! Разве я уже ученый? Я еще русский язык хорошо не знаю. Сам слышишь: глагол у меня хромой, единственный и множественный тоже путаю, а существительный предмет у меня почти всегда мужчина. Очень трудно мне все помнить. Зачем я ему писать буду? Он большой человек, а я кто? Когда маленький человек к большому на глаза лезет, большой человек нехорошо подумать может. Например, хочет Нимгир от него подарок или деньга получать... Нет! Не надо. Сергей Киров слова хороший мне говорил, я их в голову прятал и учиться пошел. И хватит Нимгиру! Если каждый Кирову письмо посылает, ему кушать некогда будет. Вот что я тебе говорю. «Расскажи, расскажи» — Кюкин — Расскажи! Я тебя теперь так называть буду... — Нимгир потянулся и зевнул.— Я тебя просить хотел...— прибавил он тихо,— ты, пожалуйста, Клавдии Сергеевне не скажи, что я его крепко хвалю, он очень не любит, если его хвалят... Не скажешь?

— Будь покоен, Нимгир, не скажу. До свиданья.

Ксения прокралась в комнату, боясь разбудить хозяйку. Клавдия Сергеевна не спала.

— Как ваша мигрень?—спросила Ксения.

— Теперь легче,— Клавдия Сергеевна попросила ее найти на туалете пакетик с пирамидоном.

Наклонясь над столиком, Ксения чиркнула спичку. Из-под бумажных роз с фотокарточки на нее весело и дружелюбно посмотрел агроном Эрле...

«Ага! Вот, оказывается, где причина нашей мигрени»,— подумала Ксения.

ГЛАВА ПЯТАЯ

Капитолина Семеновна Евтухова, учительница Харгункиновской аймачной школы, отчетливо помнила, что щемящая боль в ее сердце возникла в тот момент, когда Клавдия Сергеевна,, у которой она проводила воскресный день недели две назад, поделилась с ней радостью: агроном Эрле сделал ей предложение, и они договорились справить свадьбу в летние каникулы.

Возвратясь домой, Капитолина не находила себе места. Жизнь ее текла обычным порядком — не радуя и не расстраивая ее никакими событиями, а между тем все то, что было давно привычным, теперь раздражало, а порой казалось даже невыносимым.

Капитолина хорошо знала агронома Эрле: она встречалась с ним несколько раз в Сонринге, да и он заезжал к ней раза два, правда, на пять минут, пока поили его лошадь... Капитолина не была влюблена в Эрле; он был много старше ее, и, кроме того, представлялся ей человеком высокого общественного круга... И вдруг эта «тихоня», как называла про себя Капитолина свою приятельницу, прибрала его к рукам.

Выйти замуж в калмыцкой степи за интеллигентного человека очень трудно: свободных мужчин здесь почти не бывает, все приезжают сюда с семьями. Замужество же, по мнению Капитолины,— единственное спасение для девушек, получающих путевки в такие места, куда Макар телят не гонял. Можно, конечно, выйти замуж за калмыка, но это хуже, чем сидеть в старых девах! Что может найти русская девушка в браке с неграмотным калмыком?

Капитолина с ужасом думала, что она постареет в этой пустыне, где единственное средство против полного одичания—это обучение ребят. Она не любила детей, а калмыцких особенно: все они грязные, бестолковые, и все, на ее взгляд, вороватые. Занималась она с ними скрепя сердце—надо же зарабатывать кусок хлеба. А Клавдия—счастливица! Заживет в улусном центре, в хорошем доме, заведет собственное хозяйство!

Несмотря на довольно высокий рост, Капитолина казалась несколько грузной. Руки и ноги у нее были великоваты. Под широкими черными бровями ее малюсенькие черные глаза блестели подозрительно и недружелюбно, а длинноватый нос точно намеревался заглянуть в необыкновенно маленький рот с тонкими, как ниточки, губами. Но эти черты скрадывались молодостью да еще длинными черными косами, дважды обвивавшими ее голову. И право же, случись Капитолине развлечься, она не выглядела такой уж дурнушкой!

В тот день, когда в жизни Капитолины произошло знаменательное событие, с утра шел проливной дождь, и она была особенно раздражительна — поминутно кричала на ребят, а одного отшлепала по рукам и хотела было вытолкать из класса, но увидела в окно пролетку, с которой сошел Эрле. Она приказала ребятам не шуметь, и, пока шла навстречу неожиданному гостю, суровое выражение ее лица сменилось любезной улыбкой.

— Вы меня извините,— сказал Эрле, заходя в коридор.— Меня так намочило и дорога так плоха, что я вынужден просить у вас разрешения переждать дождь в школе.

— Пожалуйста!— Капитолина провела Эрле в свою комнату, предложила ему располагаться поудобнее, улыбаясь, вернулась в класс и необычайно ласковым тоном объявила детям, что на сегодня уроки окончены.

Ребята разбежались по кибиткам, Капитолина прошла на кухню, попросила уборщицу поскорее растопить плиту, чтобы приготовить еду для гостя, а сама поспешила в свою комнату.

Эрле сидел близ двери. Рубашка его на спине была совершенно мокрая. Рядом, на табурете, лежали его пальто и фуражка, с них капало, и на полу образовалась лужица.