— Мог бы и не просить, — спешу заверить его. — Я ненавижу, когда девушек обижают уроды.
На губах Орлова мелькает едва заметная улыбка облегчения. Он вдруг протягивает мне руку, и я сразу же пожимаю ее, что в целом не вяжется с нашими с ним отношениями. Уверен, это все Ди… Она каким-то образом изменила мою орбиту.
— Увидимся, — киваю сухо и иду к машине. Пора бы выяснить, что там произошло с девушкой-солнцем, которая пробуждает в моей груди сахарную вату. Слишком сладко… и почему мне нравится эта сладость?..
***
Дианы не оказывается в универе или я тупо не могу ее найти. Облазил кучу аудиторий, расписание ее проверил… Одним словом по нулям. Мобильник у нее по-прежнему отключен, что меня знатно бесит. Я и домой к Орловой смотался, даже внутрь зашел, благо запомнил пинкод. Память у меня на цифры хорошая, один раз стоит увидеть, и они остаются со мной навечно.
Ди пропала… Или же она пропала исключительно для меня.
Возвращаюсь к себе, где меня поджидает сюрприз. Отец сидит в гостиной, читая газету. Он у нас старой закалки, любит прессу ощущать тактильно, а не через экран планшетов. Старик выглядит раздраженным, и усталым. Его подстилка, при виде меня, тут же скрывается на кухне. Глазки в пол, плечи опущены, видать пожаловалась.
— Кирилл, — мое имя разлетается подобно пули, которая разбивает стекла в пустом особняке. Отец умеет вкладывать в интонацию какой-то особенный смысл, такой, что хочется вырвать.
Вспоминаю, как стоял в детстве на коленях у него в кабинете, как вытирал рукавами мокрое лицо от слез и умолял позволить встретиться с мамой. Старик женился по любви на самой красивой на тот момент девушке. Она танцевала в труппе и мечтала жить в Париже. У нее была грация львицы, а душа сливалась в унисон с музыкой на сцене. О таких обычно снимают фильмы и поют баллады.
В маму были влюблены многие, ей писали письма, оставляли цветы тайные поклонники. А однажды один летчик чуть не похитил ее, предложив совершать с ним кругосветку. Отец в силу своей ревности не готов был делить маму с кем-то еще, так появился я.
Она бросила сцену, но не бросила танцы. Теперь ее зрителем стал я. Мама часто пела, при этом пританцовывая на кухне или в детской спальне, а то и в саду или в парке. Она брала меня на руки и танцевала вместе со мной, кружа по комнате. Позже, когда я немного повзрослел, мы устраивали парные танцы.
— Кирилл, — говорила мама. — Просто закрой глаза и вдохни музыку. Знаешь, у человека можно забрать его мечту, религию, даже национальность. Но музыку нельзя забрать. Она способна вознести нас над миром живых, она — это наши крылья. Я хочу, чтобы ты научился летать.
Маленьким мне было сложно уловить смысл ее слов, поэтому я молча слушал и смотрел какие красивые и легкие мамины движения, во время танцев. Тогда мне, в самом деле, казалось, что она словно птица парит над этим миром. Я любовался ей, в то время, пока отец ушел с головой в карьеру.
Не знаю, когда все изменилось… Когда родители отца нашли для него более выгодную партию, с которой у него по итогу не сложилось, когда деньги стали превыше семьи. Просто однажды старик пришел и сказал матери, чтобы она выметалась из дома. Он выкинул ее вещи, как какой-то собачонки.
Мама погасла…
Она не смогла принять реальность, в которой нет меня, ее семьи и будущего. Наглоталась таблеток и отключилась. Я даже не смог попрощаться с ней.
— Кирилл, — голос отца вырывает меня из прошлого. — Послушай, Лена твоя мачеха и ты обязан…
— Что? Трахнуть ее? — не выдержал я.
Мы смерили друг друга гневными взглядами, затем старик поднялся и достаточно стремительно сократил между нами расстояние. Я и заметить не успел, как он поднял руку и влепил мне пощечину.
— Еще раз услышу подобное… — цедит гневно он.
— То что? Выгонишь меня? — кричу я. — Да без проблем!
— Кирилл! — раздражается еще больше отец. Но я уже не слушаю его, иду прочь из чертового дома, желая всем сердцем, чтобы он сгорел. Нет! Чтобы сгорела вся наша семья.
Глава 40 — Кирилл
— Выглядишь как тухлое яйцо, — конститурет Илюха, запивая орешки с васаби пивом. Мы уже час сидим в баре, а я только и делаю, что пялюсь молчаливо в этот проклятый бокал с алкоголем. Не сделал ни глотка, что мне крайне не свойственно.
— М-мда… — только и могу испустить тяжелый вздох.
— Да что с тобой, друг? — он по-доброму треплет меня по волосам, заглядывая в лицо. А я вспоминаю, как еще четыре года назад вот также пытался выпытать о состоянии Ильи. У него тогда тоже случилось горе, правда более сердечное. Девушка, ради которой друг готов был снести горы, его просто кинула. Исчезла со всех радаров, оставив после себя только кадры с фотоаппарата.
— Как-то навалилось, — отвечаю односложно.
— Опять отец? — догадывается Илья.
— Ну… — откидываюсь на спинку стула, боковым зрением замечая, что орешки скоро закончаться. Миронов их точит только так.
— Да не уж-то девушка? — выгибает в удивлении он бровь.