Девочка, ты попала

Пока спускаюсь по ступенькам, перед глазами тот вечер в парке, то как я совсем по-детски поцеловал эту девчонку в щеку. Променял секс на чмок в щеку… Смешно. Только в тот момент, мне было так кайфово, как пожалуй, не бывает от банального перепиха. Тот короткий поцелуй оставил нечто большее — маленький тлеющий уголек в груди.

Оказавшись на улице, я снова поворачиваюсь к многочисленным окнам высотки. Ди живет на третьем этаже, если бы она выглянула, я бы со своего места мог разглядеть даже цвет ее глаз.

— Орлова! — кричу немного пьяным голосом. — Ди! Слышишь? Я знаю, что ты слышишь!

Правда, в ответ не открывается ни одно окно.

— Так нельзя, Орлова! — я расправляю руки в стороны, заглядываю в чертовы пустые окна. — Нельзя влезать в мое сердце, а потом играть в кошки-мышки!

Я замолкаю на несколько секунд, но только чтобы сделать глубокий вздох и добавить финал своей пламенной речи.

— Я все равно найду тебя! Ты же моя катастрофа! Ди! — вдох, два, три и на выдохе слетают последние слова. — Ты мне нравишься, слышишь, Ди! Это не конец.

— Ну-ка замочи! — выглядывает из окна бабуля. Она вытаскивает ведро, явно угрожая мне водой. Я по-джентльменски кланяюсь, и сажусь в приехавшее такси.

Ни одно из окно так и не открылось… Ди… кажется, я успел научится скучать.

Пр.: Барса — краткое название клуба “Барселона”.

Глава 41 — Кирилл

— Кирилл! — восклицает Лера, смущенно заправляя прядь волос. На ней короткий халатик, прикрывающий пижаму. Да и в целом она выглядит сонной, кажется, приход к семи утра был перебор. Но я не мог усидеть, распирало приехать, поговорить с глазу на глаз, все выяснить.

— Прости, разбудил? — выдавливаю из себя подобие улыбки, хотя на душе кошки скребутся. Отец еще ночью звонил, потом сообщениями закидал: мол, где, почему не вернулся ночевать. А мне видеть его не хотелось настолько, что я пока тусовался у Илюхи, искал квартиры. Пора завязывать с совместным проживанием, ни к чему хорошему оно не приводит.

— Ну… — Лера кокетливо улыбается, теребя ремешок от халата. — Проходи, я как раз чай хотела выпить.

— Удачно я зашел.

От чая, конечно, не отказываюсь, все равно позавтракать, еще не успел. Лерка вытаскивает из холодильника вчерашние сырники, греет их, суетится на кухне с заварником. Вижу, что ей нравится происходящее, несмотря на мое раннее появление. Мне бы может и радоваться или как минимум не депрессовать, но не получается. В голове только Ди, ее острый, словно лезвие голос, который делает мне физически больно.

Не хочу заканчивать все так… На удивление, мне с ней очень комфортно.

Лера наливает нам какой-то китайский красный чай, от которого исходит потрясающий аромат. Я обхватываю кружку руками, следя за тем, как Стрельцова садится. На щеках ее легкий румянец то ли от духоты на кухне, то ли от моего присутствия.

— Как ты, Лер? — спрашиваю, не сводя с нее глаз. Пытаюсь не упустить не единой реакции — намека, на слова Ильи.

— Какие странные вопросы ты задаешь, Кирилл, — с улыбкой отвечает она.

— Вроде вполне обыденные.

— У меня все хорошо, — Лера тянется за сырником, а я делаю, наконец, глоток чая.

— Слушай, может я чего не знаю? — мы встречаемся взглядами: в моих желание докопаться до истины, в ее — непонимание.

— Чего именно?

— Ну… — окидываю взглядом кухню, подбирая правильные слова. — Может, что я стал твоим парнем, например.

Лерка хлопает глазами, открывая и закрывая рот, словно рыбка.

— Я просто может что-то пропустил? Не хочешь просветить?

Молчит. Не смотрит на меня, склонила голову над кружкой, будто так можно избежать нашего разговора. Значит, Илюха был прав, и это она устроила цирк, посмела унизить Ди.

Делаю глоток чая, горячий напиток неприятно обжигает губы, и я даже толком не чувствую его вкуса, в отличие от первого глотка. Взгляд цепляется за руки Лерки, за то как белеют ее костяшки пальцев, до того сильно она сжимает кружку.

— Лер, — спокойно произношу ее имя. — Зачем ты соврала ей?

— А что? — она вдруг упирается в меня взглядом, да таким дерзким, пылким, даже в какой-то степени страстным. Словно готова кинуться с поцелуями, и если кто-то помешает, устроить ему разнос. И что странно — я никогда не замечал этого взгляда. Мне всегда казалось, между нами — пустота, яма, которую в любой момент можно перешагнуть. Оказывается, так казалось только мне.

— Ты должна извиниться за свое вранье.

— Что? — Стрельцова подскакивает со стула, отчего тот с грохотом падает на пол. Она сжимает кулачки, и этот жест говорит — мы не сможем пойти на мировую.

— Между нами ничего нет, — я замолкаю, и тут же поправляю себя. — Для меня — нет.

— А она что? Или проблема в том, что я ее ударила?

— А она… А она мне нравится. Нет, не так! Она… мне нужна, — от произнесенного мне неожиданно становиться так хорошо, будто в груди наступил штиль. Есть такое состояние, когда ты всеми силами пытаешься отрицать очевидный факт, и вот — приняв его, и дышать как-то легче.