Девочка, ты попала

Когда мы останавливаемся на светофоре, я понимаю, что почти подъехали к университету и прошу Матвея, высадить меня на ближайшей остановке. Все еще не могу выкинуть из головы ту сцену в сквере и пристальный взгляд Анны Дмитриевны, устремленный на наши сплетенные руки с Орловым.

Матвей останавливается, и я поворачиваюсь к нему, чтобы поцеловать на прощание, но невинное прикосновение губ быстро перерастает в настоящую страсть. Тело будто наэлектризовано и если не дать по тормозам, оно взорвется от сдерживаемых чувств. Мои руки крепко обхватывают Орлова, в груди не хватает воздуха, а внизу живота зарождается приятное ноющее чувство, желание, которое стремится вырваться наружу и сжечь нас обоих.

— Ты не упрощаешь мне задачу: делать вид, что между нами ничего не происходит, крайне сложно. — тяжело дыша, Матвей покрывает мою шею пламенными поцелуями, в то время как его рука скользит по моему бедру, задирая ткань облегающей юбки. — Особенно, когда каждый чертов студент фантазирует о тебе на лекциях.

— Слышу ревностные нотки, Орлов, — с губ срывается стон, когда Матвей сжимает мое бедро, заставляя сжать ноги. У меня сносит голову от того, что он так желает меня. — Но суть в том, что только ты можешь ко мне прикоснуться и сделать так, чтобы я произносила только твое имя.

— Твою ж… Агата, — Матвей отрывается от моих губ и прислоняется к моему лбу своим.

Наше горячее дыхание сливается и, кажется, мы сейчас оба задохнемся от сводящей с ума страсти. Я тону в его взгляде и аромате. Это вообще нормально — чувствовать внутри себя пожар, стоит ему только посмотреть на меня? Просто оказаться рядом и произнести мое имя?

— Мне пора, — со стоном отстраняюсь от него и поправляю одежду.

Когда мой взгляд задерживается в зеркале, я замечаю, как раскраснелись щеки и распухли от поцелуев губы. Хорошо, что сегодня я решила распустить волосы: на шее явно останутся следы от нашего необдуманного поведения.

— Кажется, тренировка сегодня будет крайне изматывающей, — Матвей ерзает на кресле, и я замечаю, насколько он возбужден. — И, возможно, мне стоит пропустить лекцию. Сомневаюсь, что хоть что-то услышу.

Я заливисто смеюсь и достаю из сумки телефон. На прощание наклоняюсь и оставляю на щеке Орлова легкий поцелуй, но когда он пытается обнять меня, выскальзываю из его объятий и открываю дверь.

— До вечера, Орлов, — улыбнувшись, я выхожу на улицу под его недовольное бормотание.

Сама не замечаю, как быстро дохожу до университета и оказываюсь на кафедре. Здороваюсь с коллегами, и обсуждаем план на этот семестр. Кто-то делится своими замечаниями насчет безалаберности студентов и что им слишком много позволено. Рабочая рутина впервые не вызывает у меня негатива. По крайней мере, до тех пор, пока на пороге кабинета не появляется Анна Дмитриевна во главе с ректором.

— Агата Сергеевна, — здоровается со мной Николай Владимирович и одаривает сухой улыбкой. — Мне бы хотелось с вами поговорить. Наедине, — он обводит многозначительным взглядом всех присутствующих, давая понять, что им лучше выйти.

От волнения сердце подпрыгивает к горлу, а ладони становятся влажными.

— Что-то случилось? — настороженно интересуюсь я, хотя прекрасно понимаю, о чем пойдет речь.

Перевожу взгляд на злобную завистницу и вижу, с каким триумфом она смотрит на меня. Анна Дмитриевна выходит из-за спины ректора и с торжествующим видом, складывает руки на груди.

— Зачем же наедине, Николай Викторович? Мне кажется, такие вопросы надо решать как раз-таки при всем коллективе, — с праведным тоном произносит она.

По маленькому помещению разносятся перешептывания, и я чувствую, как окружающие, еще пять минут назад улыбавшиеся мне в ответ, теперь поглядываю с презрением. Как быстро может все разрушиться.

— Анна Дмитриевна, — начинает ректор, но она не слышит его.

— Дело в том, что несколько дней назад я возвращалась домой и заметила, как наша добросовестная Агата Сергеевна, обнимается со своим студентом. А если быть точнее Матвеем Орловым, звездным капитаном футбольной команды. Я понимаю, что с Орловым мы ничего не можем сделать, все же связи его отца, — ее губы кривятся от недовольства. — Но преподавателям непозволительно вести такой образ жизни и вступать со студентами в отношения.

Ноги едва не подкашиваются от ужаса, но я так сильно впиваюсь ногтями в ладонь, что боль становится своего рода якорем, которые помогает мне выстоять.

— Агата, это правда? У тебя отношения с Орловым? — спокойно интересуется ректор, в то время как злобная стерва едва не выпрыгивает от радости из своего потрепанного костюма.

— Конечно, это правда. Я же все вам рассказала.

Что мне сказать? Признаться и потерять работу? Вновь искать себя и жить на жалкие сбережения? Как же надоело, что на моем пути вечно препятствия, которые так и норовят заставить меня отступить. Я больше не хочу так. Нет ничего плохого в том, чтобы быть счастливой и бороться за свое счастье.