Наше раздражение нарастало. Кортни отдалялась и от школы, и от нас, и от церкви. Она даже ревновала нас к нашим старшим детям. Однажды во время свидания с Карен я поделилась с ней тревогами, как мать с матерью.
– Это я во всем виновата, – сказала Карен. – Из-за меня у нее накопилось слишком много вопросов без ответа. А ответы оказались совсем не теми, какие ей хотелось услышать.
Карен была откровенна в своих тревогах. Она рассказала, что в последние годы ей писали и другие дети. Задавали вопросы. Им тоже приходилось нелегко, хоть их и усыновили и воспитывали в любви христианские семьи. Я видела, что Карен обретает материнскую зрелость, хоть она и не смогла правильно воспитывать своих детей, когда те были еще малы.
По собственному опыту я знала, что есть раны, которые не исцелить никому. Только Бог способен принести истинное исцеление израненному сердцу и духу, пребывающему в смятении. Зная, что это смятение порождено дьяволом, я могла лишь молиться о том, чтобы Бог вмешался и даровал истину и исцеление нашей дочери. И вновь смиряться.
Однажды вечером, когда я уже собиралась погасить свет и заснуть, в дверь моей спальни тихонько постучали. Дверь медленно приоткрылась, Кортни прошептала в щель:
– Мама, ты спишь?
– Скоро усну. Тебе что-нибудь нужно?
– Можно к тебе на минутку?
– Конечно. Заходи.
Она забралась ко мне в постель и обняла подушку Эла – тот смотрел внизу поздний выпуск новостей и должен был подняться еще не скоро. Глядя на Кортни с подушкой, я поняла: короткого разговора не получится. Я села и взбила повыше свою подушку.
– Так в чем дело?
Кортни попыталась изобразить улыбку, потом уставилась на одеяло. Я ждала. Что бы это ни было, я заранее чувствовала: надо держаться. За долгие годы я научилась готовиться ко всему, чему Господь позволяет случиться в моей жизни, но теперь страх медленно начал подкрадываться к сердцу. Я положила на колени сложенные руки, готовясь к тому, что услышу.
– Я беременна, – и Кортни расплакалась.
Я не шелохнулась. Просто не могла. Я едва дышала. К такому я оказалась не готова. Кортни всхлипывала, а я знала только, что надо обнять ее. И молчала. Пришлось мысленно дать себе оплеуху и велеть очнуться. Призови на помощь голову, Деб, а не сердце. Говорить сердцем я бы сейчас и не смогла – оно вновь было разбито.
В состоянии шока я спросила:
– Кто отец?
Ответ меня не удивил. Я уже предостерегала Кортни, ввела правила, запретила двоим оставаться наедине в нашем доме. Но, как и многие из нас, она не вняла предостережениям и не стала следовать правилам. И теперь ждала ребенка.
Сколько еще, Господи? Сколько еще предстоит, прежде чем в нашей семье больше не будет сердечных мук? Моя безмолвная молитва к небесам была полна отчаяния. Смогу ли я когда-нибудь сказать: «Я отмучилась свое»?
И в тот же момент я узнала ответ.
Нет.
Жизнь в этом мире продолжается с ее испытаниями, взлетами и падениями, независимо от того, готовы мы к ним или нет. Смирение – не тот урок, который усваивается раз и навсегда. Это выбор, который мы учимся делать раз за разом, пока он не становится непроизвольным, а на это может уйти вся жизнь. Испытания не закончить, это не школа, мы не выходим на пенсию в сфере духовного роста. Я знала, что дело не в бессердечии или жестокости Бога – совсем напротив. Бог до сих пор занят приведением меня в соответствие образу Его Сына. Как слово Божье гласит в Послании к Филиппийцам (Флп 1:6): «Будучи уверен в том, что начавший в вас доброе дело будет совершать (его) даже до дня Иисуса Христа».
Бог продолжает свою работу во мне – работу, которую не закончит, пока я не шагну в вечность. Неуклонно призывая меня предать мою волю Его воле, Он осуществляет свои планы на всю мою оставшуюся жизнь. И я вольна сделать выбор и поступать так охотно и безропотно, с благодарностью в сердце, – и тогда у меня будет возможность наблюдать за Его милостью, действующей самым невероятным образом.
Задаваться следовало не вопросом «сколько еще, Господи?». Единственный вопрос, который следовало задать: куда нам надлежит смотреть, чтобы получить помощь, необходимую нам в испытаниях? Я уже знала ответ. Смотреть некуда, кроме как на моего Господа. Значит, в новом испытании с Кортни мы с Элом будем спрашивать совета у Бога, предавать себя Его воле и препоручать дело Его рукам. Я понимала: это будет нелегко, но другого пути нет.
Я дала Кортни выплакаться, дождалась, когда она будет в состоянии смотреть на меня. Она твердила:
– Прости, мама, я так виновата.
– Да уж, – только это я и могла сказать.
– Я просила Бога простить меня. Ты меня простишь? – сквозь слезы выговорила она.
– Я знаю, что Бог тебя простит. И да, я тоже.