Девочка в красном

– Ничего не надо выдумывать, – назидательно говорил на совещании Арсений Павлович. – Обо всем написано в газетах. Возьмем статью в «Комсомольской правде». Геолог с Дальнего Востока. Приехал в столицу поднабраться, так сказать, светских впечатлений. Гуляет по Новому Арбату, архитектура, интуристы… Вдруг – хлоп! хлоп! – выстрелы. Одна из пуль едва его не задела. Оказывается, в то же время и в том же месте киллер валил магаданского губернатора, почти земляка, так сказать. Оправился от испуга, решил перекусить. Забрел в «Макдоналдс», только в гамбургер зубами впился, – бабах! – взрыв, дым, осколки стекол. Это террористы автомобиль взорвали. Ну, думает, куда от войны спрятаться, где она не достанет, где, наконец, отдохнуть сможет. «Сходи в театр», – друзья советуют. Пошел. Мюзикл «Норд-Ост» посмотреть.

Здесь присутствующие начинали осторожно посмеиваться. Осторожно потому, что все-таки при захвате театра чеченскими смертниками много народу погибло, а вот совсем не смеяться над недогадливым мужичком было нельзя.

– А нет бы задуматься, – Сибирев вскидывал указательный палец с перстнем. – еще когда первая пулька у виска свистнула. Может, где-то наверху стукнул судейский молоток под смертным приговором ему, и черный ангел уже летит вниз к грешной земле, вытянув свои когтистые лапы!

Морозом жгло спину от таких слов, хотя Иван Петрович тогда мало что понимал, только начиная проходить теорию и практику расследования несчастных случаев.

Кому из потерпевших на Моховой надо задуматься? Четверо убиты, один в больнице, вторая в психушке…

«Этот мальчишка с переломанной ключицей быть может совсем не причем, – ходко рассуждал Шмыга. – Дом двенадцать… надо перейти на нечетную сторону… Кирпич угодил точно в тетку. Юнца зацепило между прочим, задело осколочком. И если Воротынцева окажется объектом, то зря я сюда приперся. С нее уже ни рубля не получишь, да и на хрен ей теперь мои рекомендации».

Зеленская, девятнадцать. Желтенький двухэтажный домик, обнесенный жиденькой изгородью, за которой чахли два куста сирени. Иван Петрович прошел во двор. На низко подвешенных веревках сохло мокрое белье; вокруг деревянного столика с лавками смятые пластиковые стаканчики… Перед подъездом сидели на корточках мальчуган в синих трико и девочка лет семи в розовом платье, перепоясанном белым лакированным ремешком. Они сосредоточенно тыкали прутиком в серый комочек.

– Помер, – сказал мальчуган, приподнимая безвольное крыло.

– А я тебе говорю – нет! – обидчиво возражала девочка. – Смотри, дрожит.

Ветерок изредка шевелил пух на мертвом тельце воробья и, казалось, он вот-вот перестанет притворяться и легко вспорхнет с избитой, растоптанной земли.

– Молодые люди, где у вас тут бабушка живет, Анна Михайловна?

Дети нехотя оторвались от волнующего зрелища.

– А, кошатница, – помедлив, ответил мальчик, подтянул трико и по-взрослому сплюнул. – Там, – кивнул в сторону подъезда.

Шмыга улыбнулся.

– Спасибо.

– Пойдемте, я провожу вас, – сказала девочка и пошла в дом, с явным осуждением посмотрев на грубияна. Однако тот бросил прутик и заспешил прочь. Видимо, его ждали интересные и чрезвычайно важные дела.

Девочка поднялась по широкой деревянной лестнице на второй этаж и забарабанила по оббитой плохоньким дерматином двери.

– Мама, тут к бабе Ане пришли!

Выглянула худенькая женщина в черных узких брюках, с пучком крашенных волос, перетянутых на затылке детской резинкой.

– Вы к Анне Михайловне? Вам напротив, в семнадцатую. Только ее нет дома. Пошла за молоком и куда-то запропастилась.

– C ней кто-нибудь проживает?

– Нет. Подождите, может, вернулась?

Она подскочила к противоположной двери и забарабанила:

– Теть Аня, теть Аня!

В ответ семнадцатая квартира тяжело вздохнула, засопела, издала тихий утробный вой, затем послышался нарастающий топот множества легких ног, дверь изнутри задергали, стали царапать, грызть, и вдруг ударил истошный леденящий душу вопль, словно из ада на миг вырвался жуткий крик обоженных грешников.

Шмыга оторопел.

– Да вы не пугайтесь, – засмеялась женщина. – Кошатница у нас Анна Михайловна. Живет одна, развела целый питомник. Что-то я беспокоюсь за нее. Обычно она надолго своих кошек не оставляет. Помрет, куда мы всех этих зверей денем? Они от голода нас всех сожрут.

– Почему вы думаете, что помрет?

Детектив помнил, что Воротынцева была довольно молодая – 52-года рождения.

– Сердцем мается. На днях «скорую» вызывали. А вчера она брату в Таганрог телеграмму давала, чтобы приехал. Говорит, вдруг не увижу больше.

– Дети есть?

– Сын был. Помер в тюрьме. А вы, собственно, откуда?

– Из агентства по несчастным случаям, – ответил неохотно Иван Петрович.

– По страховкам, что ли?

Он как-то неопределенно кивнул головой. Иногда возникали вопросы и по страховкам.

Здесь ему делать нечего. Кирпич бросили в кого-то другого. А Воротынцеву задело осколком, который оборвал и так на нитке болтающуюся жизнь.

Объяснять, что случилось с соседкой, Иван Петрович не стал. Зеваки разойдутся, улица наполнится слухами, которые черными траурными лентами вползут по деревянным ступеням и в этот дом.